Семен Кирсанов - Лирические произведения

Под одним небом, на Земном Шаре мы с тобой жили
где в лучах солнца облака плыли и дожди лили,

где стоял воздух — голубой, горный, в ледяных звездах,
где цвели ветви, где птенцы жили в травяных гнездах.

На Земном Шаре под одним небом мы с тобой были,
и, делясь хлебом, из одной чашки мы с тобой пили.

Помнишь день мрака, когда гул взрыва расколол счастье
чернотой трещин — жизнь на два мира, мир на две части?

И легла пропасть поперек дома, через стол с хлебом,
разделив стены, что росли рядом, грозовым небом…

Вот плывут рядом две больших глыбы, исходя паром,
а они были, да, одним домом, да, Земным Шаром…

Но на двух глыбах тоже жить можно и живут люди,
лишь во сне помня о Земном Шаре, о былом чуде, —

там в лучах солнца облака плыли и дожди лили,
под одним небом, на одном свете мы с тобой жили.

О, пустой дом, —
страшно жить в нем,

где скулят двери,
как в степи звери,

где глядит стол
от тоски в пол,

где сошлись в угол
топи злых пугал…

О, пустой дом,
дом с двойным дном, —

о былом помнят
пустыри комнат —

смех, любовь, речь,
свечи, свет встреч…

Как белы стены!
Где ж на них тени

бывших нас — тех?
Где он скрыт, смех

или крик боли?
Под полом, что ли?

О, пустой дом,
ни души в нем,

пустота в доме,
никого, кроме

злых, пустых фраз,
неживых глаз,
двух чужих — нас.

На коне крашеном я скачу бешено — карусель вертится.
А вокруг музыка, и, вертясь звездами, фейерверк светится.

О, Пруды Чистые, звездопад елочный, Рождество в городе.
Наклонясь мордами, без конца кружатся скакуны гордые,

О, мой конь огненный, в голубых яблоках, с вороной гривою,
конь с седлом кожаным, с мундштуком кованым, с гербовой гривною,

как мне вновь хочется обхватить шею ту и нестись в дальнюю
жизнь мою быструю, жизнь мою чистую, даль мою давнюю!

Что прошло — кончилось, но еще теплится одна мысль дерзкая:
может быть, где-нибудь все еще кружится карусель детская?

Да, в душе кружится, и, скрипя седлами, все летят кони те…
Но к какой пропасти, о, мои серые, вы меня гоните?

Зашумел сад, и грибной дождь застучал в лист,
вскоре стал мир, как Эдем, свеж и опять чист.

И глядит луч из седых туч в зеркала луж —
как растет ель, как жужжит шмель, как блестит уж.

О, грибной дождь, протяни вниз хрусталя нить,
все кусты ждут — дай ветвям жить, дай цветам пить.

Приложи к ним, световой луч, миллион линз,
загляни в грунт, в корешки трав, разгляди жизнь.

Загляни, луч, и в мою глубь, объясни — как
смыть с души пыль, напоить сушь, прояснить мрак?

Но прошел дождь, и ушел в лес громыхать гром,
и, в слезах весь, из окна вдаль смотрит мой дом.

Серебром крыл
самолет плыл
в облаках белых.

Перед ним встал,
как обвал скал,
грозовой берег.

Как хребет Анд,
громоздил пар
сизых туч гребень,

и путем в ад
шел дневной шар
в смоляном небе.

Я забыл жизнь
на один миг
в тесноте кресел

и смотрел вниз
на земной мир
и сквозь гул грезил:

будто нет их —
ни винтов двух,
ни рядов окон,

а, крутя вихрь,
мчится злой дух
с огневым оком.

Будто я взят
в паровой ад,
в лабиринт круга

и уже мне
ни в каком сне
не видать луга,

где в лучах дня
ты — среди трав,
и с тобой ветер,

и с тобой — я
на земле, въявь,
при дневном свете!

Только гул гор,
смоляной мрак,
барабан града,

и пути нет
на дневной свет
из кругов ада…

Но уже шел
самолет вниз
в облаках низких,

был бетон гол,
небосвод сиз,
в дождевых брызгах.

Был мой дом пуст,
пылевой слой,
на замках двери…