Семен Кирсанов - Лирические произведения

И ты уйдешь
за горизонт.

Но ты уйдешь за горизонт,
как день.

А я уйду за горизонт,
как тень,
когда уходит в дюны
день.

Твои рисунки,
неземные
твои холсты.
Они как ты.
На них — нигде не росшие цветы.
Их нет нигде,
лишь под твоей рукой,
вот тут —
на голубом холсте они растут.
И ты нигде.
Где океан?
Нигде.
Ни в тропиках, ни в Ботаническом саду
таких цветов, как эти,
не найду —
нигде на свете.
Но они растут
на синей нарисованной воде,
как ты и я —
вот рядом,
вот нигде!

Границы,
вы —
пустые пропасти, слепые бездны, рвы
отвесных замков.
А любви
нужны дороги, улицы, шоссе,
ворота, сквозь какие
могут все
пройти и встретиться.
И если не шоссе и не пути —
то, может быть, леса, поля, холмы,
чтоб спотыкались мы,
и все ж могли найтись и встретиться.
Но тут ограды.
Тут посты.

Стой, отвечай же:
где к тебе мосты
через пустые бездны, реки, рвы?
Что, разве недостаточно любви,
чтоб перед нею
подымались все
шлагбаумы, закрывшие шоссе?
Чтоб часовые козыряли ей,
как визе с государственным гербом,
где красной лентой
шар земной обвит…

О, будущий,
о, безграничный мир,
там надо б этой
встретиться любви!

И торопит меня
реактивный гул.

Взмах кольца!

И — ни моря, ни смеха на берегу.
И размыты следы под слоями воды.

Два крыла распростерлись
на два конца.

Опускается занавес облаков
на прибрежное солнце,
на мир —
твоего лица.

Но,
исчезая,
ты кричишь в окно:
— Пока! —
Автомобиль уже дрожит,
он жжет бензин, он ждет,
рынок — и вот шлагбаум упадет
ниц,
полосатый каторжник границ!
О ты, кричащая: «Пока!»,
ты понимаешь,
что «пока» — река
без перевоза,
пропасть без моста,
что нам уже закрыты все места
возможных встреч.

И никогда,
ни — вдруг,
не положить мне рук
на море, на песок, на дюны
твоих плеч.

Хоть умирай от жажды,
хоть заклинай природу
а не войдешь ты
дважды
в одну и ту же воду.

И в ту любовь,
которая
течет, как Млечный Путь,
нет, не смогу повторно я,
покуда жив,
шагнуть…

А горизонт так смутен,
грозой
чреваты годы…
Хоть вы бессмертны будьте,
рассветы,
реки,
воды!

Тучи идут,
как гуляющие
небом,
как южным бульваром:

облако
около
облака,

облако
с облаком
об руку,

облако
обнято
облаком,

небо заката
пылающее
обдано
розовым паром.

Как у людей,
одинаково:
там, где уже полусвет, —
у одного
одинокого
рядом и облачка нет…

В море тихо.
Осень.
Ветра нет.
Вдруг крутнулись крылья ветряка!
Вертолет
винтом
как вертанет —
вверх — по-стрекозиному — с цветка.

Удивляюсь
чуду
наверху,
солнцу, что на западе горит,
небу
и мохнатому зверьку,
что перед подсолнухом парит.

Удивляюсь,
знаете,
до слез!
Но и солнцу время увядать.
Сколько
мне увидеть удалось,
сколько
не удастся увидать!

И несмотря
на все тревоги,
я телескоп люблю треногий,
а он
за несколько копеек
покажет мне Кассиопею.

И на Луне
пустынный кратер,
и пик Надежды на закате,
и море высохших Желаний,
и что-то новое
в тумане.

И никакой загадки сфинкса, —
я с этим небом
сжился, свыкся,
и среди звезд живу как дома,
где все знакомо,
все знакомо.

И так привычно, рядом, вместе
встречаются
глаза созвездий,
как через коридор соседи,
как всё на свете,
всё на свете…

Горе одинокому,
горе одноокому
злому великану.

Что ему осталось?
Колотить под старость
кулаком по камню.

Катится с утесов
каменная осыпь,
завывает ветер.

Камни осыпаются,
в страхе просыпаются
маленькие дети.

Страшно, будто режет он
мальчиков со скрежетом.
Режет и хоронит.