Семен Кирсанов - Т. 2. Фантастические поэмы и сказки

Думает Сеня:
вернуться назад?
Или окунуться
в игру, в азарт?
Сам крупье
по ковровой тропе
идет,
предлагает
место крупье.
— Не сметь уходить!
Уходить не сметь!
Или играть,
или смерть! —
Широк на крупье
костюм леопардий,
лица звериные вокруг.
(Убьют!)
Сеня предлагает
шахматную партию.
— Можно шахматную.
Ваш дебют! —
Черный крупье
глаз отверз,
восьми пехотинцев
желты контура:
Тура. Конь. Слон. Ферзь.
Король. Слон. Конь. Тура.
Друг на друга смотрят четы их:
Е2 — Е4.
Крупье дорога каждая пядь:
Е7 — Е5.
Сеня слоном.
Двинул его
на С4 с F-одного.
Крупье — конем.
Ход есть:
В8 — С6.
Сеня — ферзем.
Крупье, смотри:
D1 — F3.
Крупье — слоном идет,
озверев,
на С5 с 8F.

За шапку Семен
взял ферзя,
с F-трех идет,
форся.
Смотрят все, окурки дымят:
F7
+ и X [1] В шахматах — мат. !
Побледнел крупье
обличьем,
с языка
течет слюна.
Слон в размере
увеличен,
Сеня вполз
на слона.
Игроки теснятся.
— Боже!
слон все больше,
больше,
больше,
ширится,
резиновый,
дым идет
бензиновый…
Распирает
стены слон,
стены рухнули —
на слом.
И Семен,
башкой к луне,
уезжает
на слоне.

Семен себя
торопит,
но вдруг —
сверкнувший луч,
и поперек дороги
журчит Кастальский ключ.

Воды все больше
прибыль,
волны — костяки,
плывут, плывут —
не рыбы,
плывут, плывут стихи:

«Постой, останься, Сеня,
будет злой конец.
Проглотишь, без сомненья,
трагический свинец.

Отец твой кровью брызнет,
и должен он сгореть.
А, кроме права жизни,
есть право умереть.

Он не придет к низине,
поверь мне, так же вот,
как летний лебедь к зимним
озерам не придет».

— Никогда, никогда
я не думал, не гадал,
чтоб могла, как В. Качалов,
декламировать вода! —
А вода как закачала,
как пошла певать с начала:

«Эх, калина, эх, рябина,
комсомольская судьбина.
Комсомольцы на лугу,
я Марусеньку люблю.
Дай, любимая, мне губки,
поцелую заново,
у тебя ведь вместо юбки
пятый том Плеханова».

Ах, восторг,
ах, восторг!
(Пролетела
тыща строк.)
Ну, а Сеня
не к потехе,
надо ж быть
ему в аптеке.
Город блещет
впереди,
надо ж речку
перейти.
Но мертвых стихов
плывут костяки,
плывут, проплывают
трупы-стихи.

«Отлетай, пропащее детство,
Алкоголь осыпает года,
Пусть умрет, как собака, отец твой,
Не умру я, мой друг, никогда!»

Стихи не стихают…
— Тут мне погибель,
Как мне пройти
сквозь стиховную кипень?

Аптека вблизи
и город вблизи,
а мне помереть
в стихотворной грязи!

В то время я жил
на Рождественке, 2.
И слабо услышал
как плачется Сеня,
вскочил на трамвай,
не свалился едва,
под грохот колес,
на булыжник весенний.

И где ужас
Семена в оковы сковал,
через черные,
мертвые водоросли
перекинул строку Маяковского:
«год от года расти нашей бодрости» .

И канатным
плясуном
по строке
прошел Семен.

В золотой
блистают
неге
над людскою
массою —
буквы
АРОТНЕКЕ,
буквы
РНАЯМACIE.
Тихий воздух —
валерьянка,
Аптечное царство,
где живут,
стоят по рангам
разные лекарства,
Ни фокстрота,
ни джаз-банда,
все живут
в стеклянных банках,
белых,
как перлы.
И страною
правит царь,
Государь Скипидар,
Скипидар Первый.
А премьер —
царевый брат
граф Бутилхлоралгидрат,
старый,
слабый…

И глядят на них
с боков
бюсты гипсовых богов,
старых эскулапов.
Вечера —
в старинных танцах
с фрейлинами-дурами,
шлейфы
старых фрейлин тянутся
сигнатурами.

Был у них
домашний скот,
но и он
не делал шкод,
на свободу
плюнули
ка́псули
с пилюлями.

— Кто идет?
Кто идет? —
грозно спрашивает
йод.
Разевая
пробку-рот,
зашипел
Нарзан-герольд.

— Царь!
— орет нарзанный рот. —
Мальчик Сеня
у ворот!

Рассердился Скипидар:
— Собирайтесь, господа!
Собирайтесь, антисепты!
Перепутайте рецепты!
Не госсиниум фератум —
вазогеиум йодатум,
вместо йоди и рицини —
лейте тинкти никотини!
Ого-го, ого-го,
будет страшная месть:
лейте вместо Н 2О
H 2S!