Александр Стоянов - Мелодии космических океанов

Фантазия в окна звала,
блаженно скользили тени
в лагуне, как одеяла,
туманы на юг летели.

В лимонном саду цикады
хотят растворить твердыню,
высоких небес оклады
вдыхают горечь полыни.

На ножках-цветках фламинго
бредут по розовой влаге,
мечта – открытая книга,
как символы на бумаге.

Можно доказывать недоказуемое,
подлежащее в форме сказуемого,
вещество из слов образуемое
и, как следствие, не так трактуемое.

Космогония первопричинности
кроется в постоянном заимствовании,
в благочестии, в благочинности,
в подчинённости и взаимности,

в исполнении повинности,
в зарождении и в невинности,
в консистенции гениальности,
в неукладности
и в непропорциональности.

Я рад, как мумия, улыбнувшаяся вечности.
Я печален, как море, глотнувшее скалы.
Я мудр, как Кощей, мечтающий о беспечности.
Я одинок, как пропахшие креозотом шпалы.

Жизнь светла под половником счастья.
Я уйду в никуда, чтобы снова вернуться.
Будут ночи погонные медленно мчаться.
Будет с неба катиться горячее блюдце.

Иногда мне кажется: я никому не нужен.
Иногда мне кажется: я за всё в ответе.
Мир меняет узоры небесных кружев,
а число несчастных растёт на планете.

Там чешуя шуршит, как океан,
глумливая луна танцует свой канкан.
Рассудок в плен берёт белесый свет,
и только сон – мой выигрышный билет.
Теряет вес весенний хрупкий сад,
глаза вселенной в море слов глядят.
Я направляю ввысь свой хрупкий бот,
и чёрным светом сеет небосвод.
В тиши плывёт и млеет бледный мир,
и каждый в нём – кто трагик, кто сатир.
Сценарий сей создатель сделал сам,
но далеко не всё подвластно небесам.
Я свой корабль веду в пространство дней,
вся жизнь – река, я лишь крупинка в ней.
Созвездия мечты вдали горят,
как драгоценный смысл – нетленный клад.
Найти его и обрести покой.
Пусть не увижу я, придёт другой.
Семь лун, семь солнц и семь теней
толкают время силою огней.
И вихри суток проезжают по спирали,
минуты и века бежали и стонали.
А я всё плыл и слышал шелест дней,
сквозь песни звёзд и разговор морей.
И бог ветров трепал мой белый флаг.
Я не сдаюсь на милость, я не слаб.
На юг, на север или на восток
летит душа моя, как света лепесток,
цепляя твердь камней и кончик бездны,
и крыши, и мосты, домов подъезды.
Вторгаюсь в корни дел, сплетенья фраз,
научных терминов, основ и баз.
Но тот же я, как прежде, наг,
к чему радение и правила бумаг.
На солнце виден каждый мой изъян.
Я вижу всё, когда не очень пьян.
Пьян от весны, от счастья, от любви,
от песен соловья, от красоты земли.
Семь лун, семь солнц и семь теней
шуршат змеиной чешуёй морей,
и океан мечты несёт меня вперёд,
и вера моя в свет во мне живёт.

Царица-ночь придёт,
вся в синих всплесках,
в запястье лебедь чёрный
и бахрома из сов и перелесков,

в глазах холодных лёд,
корона из луны блестит,
слеза прольется, когда уйдёт,
и звёздный свет будет убит.

У тонких пальцев красив изгиб,
а плащ укроет туч тела,
крадётся тишь и шум погиб,
уснули выстрелы, окончилась война.

Брильянтовый поход в сплошную бездну,
сияющий квартал в антимиры,
дорог мельканье, тёмные проезды
и солнечный колпак чернеющей дыры.

Волшебный тонкий стан
в корсете из забот,
вселенной параплан —
жемчужный чёрный рот.

Летит желтеющий листок
из солнечных высот.
Печальной осени глоток
нам яркий свет несёт.

Глядят глаза из пустоты,
из серых дней дождя
на листьев пёстрые костры,
на тёплый свет огня.

Просторно в памяти моей,
кристально светел день,
а где-то белая метель
укроет снегом тень.

Избушка в соснах пропадёт,
засыплет колею,
и птица сна уйдёт в полёт
в космическом раю.