Александр Стоянов - Мелодии космических океанов

Летит листок, срывая грусть
с деревьев и с меня,
весенний лес увидит пусть
прекрасная земля.

И ветер трепал одеяла
обугленных, лунных приливов,
и стылая кровь причала
слизала с могилы тину.

С лицом кровожадных бесов
не спали огромные скалы,
лежал под бетонным прессом
заветный цветочек алый.

Драконом многоголовым
туман укрывал лагуну,
и звук, бесконечно голый,
терзал холодные струны.

И вопль среди ночи падал,
тонул в изголовье моря,
весь мир обернулся адом
и ждал волшебные зори.

Придёт и напьётся ветром
волчица в пятнах кровавых,
зарежет солнечным спектром
остатки зарницы малой.

Рождённые в царстве мёртвых
уйдут суетливые тени,
и по опавшим листьям
застонут ржавые двери.

Мой воздух слова пожирает
на крошечном острове лета,
вопросы живут без ответов,
прообразы прошлого тают.

Линялые бредят страницы
меж; вымыслом и полуправдой,
глядят позабытые лица
тех дней, огранённые в камни.

Тускнеют химеры ночные
в том море безумных видений,
что ждут в позабытой пустыне,
тасуя изменчивость мнений.

И гусли упрямо молчали,
любуясь сонатою ночи,
в лучах тишины нас качали,
молчали строения зодчих.

Молчат нерождённые крики
ручьёв молодых и восходов,
раздоры титанов диких,
и спор человека с природой.

Белесые пустоши спали,
глотая пустынные дали,
испив соловьиные трели,
шершавые звуки глодали.

Внезапно меняется время
свинцовою картой бессилья,
тяжёлое, вечное бремя
какой-то неведомой силы.

день без дум,
свободный ум,
исчез шум.
Есть билет
в белый свет
понять рассвет,
понять людей,
мудрость дней.
Быть с ней,
любить,
страдать,
ждать
детский смех,
время потех.
Не вдруг
лучший друг,
радость вокруг,
лететь,
мечтать,
ждать.
Детские грёзы,
запах мимозы,
зимний лёд,
весенний полёт.
Она ждёт
краски дня,
маленький я,
ты – моя.
Новые лица,
учиться,
стремиться.
Семья,
друзья,
жил не зря…

…давай полетим
в лес светил,
в море огней,
в мир свечей.
Увидим мир,
пенье лир,
уйдём в свет,
унынию – нет.
Там наш отец
биеньем сердец
шлёт счастья дым
старым и молодым,
будем парить,
мир любить,
души встречать,
жизнь зачинать,
спасать людей.
В мире идей
ввысь лететь,

песни петь
про свет и тьму,
про жизнь – суму,
про чистый звук,
про слёзы мук.
Небесный пух,
пречистый дух,
любовь и тлен,
про боль из вен.
Мы счастье вьём,
страданье пьём,
плетём мечты,
растим цветы
и каждый раз
венок из фраз
несём вам всем.
Вставай с колен…

Вот клубится огонь,
прошлой жизни тепло,
что когда-то цвело
и скакало как конь.

По каналам весны,
сквозь деревья и боль,
сквозь болота и сны,
будто сказочный тролль.

Лепестки неясных губ,
как всегда, горячи,
он и неясен и груб,
он в сердцах и в печи.

Превращает он лес
в огнедышащий вой,
что несётся стрелой,
а на утро исчез.

Тепловою волной
обжигал наш закат,
как архангел крылат,
он скакал за луной.

Вот его больше нет,
отгорел, отплясал,
небосвод сотрясал
победитель комет.

Он несёт в мир иной
всё, что может забрать:
молодецкую стать
и корабль морской.

Что за странный цветок
расцветает вдали,
разнося по пыли
молниеносный поток.

Там обнявшись, сидят
дети пройденных лет,
и на звёзды глядят,
поедая их свет.

Треск костров озорных
поднялся над луной,
мир прозрачен и тих,
как кристалл голубой.

Неясные пальцы
вышивают причудливый узор
с проворностью зайца.

В тёмной глубине реки,
холодной и тяжко дышащей,
погибает карась от тоски.

Его съел сом,
посмеялся в длинные усы
и – головой об паром.

Вкусная получилась уха.
Сидит, радуется паромщик
и умирает от смертного греха.