Александр Кулешов: «Атлантида» вышла в океан

В шестнадцать часов этого ясного октябрьского дня закончилось две тысячи восемьсот тридцать шестое заседание 1965 года во Дворце Объединенных Наций в Женеве.

Утомленные делегаты, кто закуривая, кто застегивая пухлые портфели, кто вяло продолжая затянувшиеся споры, неторопливо покидали зал заседаний.

Служитель в черной форме с блестящими пуговицами уже снял с доски у входа в зал белые буковки: «Антропологический подкомитет Исторического Комитета ЮНЕСКО; пленарное заседание с 10 ч. до 16 ч.» — и вставил другие: «Эпидемиологический Комитет Международной Организации Здравоохранения».

По длинному фойе Потерянных шагов, напоминавшему бесконечный коридор, спешили секретари с папками, опаздывавшие на очередное заседание, делегаты, переводчики, служители. Порой у деревянных массивных дверей останавливалась группа людей. По тому, как робко заглядывали они в зал, как благоговейно вслушивались в негромкую, привычную скороговорку гида, нетрудно было определить, что это туристы. Многоопытные завсегдатаи дворца даже определяли туристов по внешнему виду. Длинные, пестрые, равнодушные, жующие резинку,— те были из-за океана; сухопарые, серьезные, с блокнотами в руках — из Англии; увешанные фотоаппаратами — из Западной Германии, а веселые, то и дело отбивающиеся от группы — наверняка с берегов Сены.

Участники только что закончившегося заседания, привычно лавируя в толпе, заполнившей фойе, разошлись кто куда. Одни направились в бар промочить пересохшее от бурных прений горло, другие — в крыло секретариата сверить стенограмму, сдать уже ненужные книги и документы, третьи — на автобусную остановку.

Небольшая группа вышла в парк и задержалась у громадного глобуса, украшенного позолоченными зодиакальными знаками — подарка миллионера Рокфеллера покойной Лиге Наций.

— Так я прощаюсь, господа,— сказал загорелый человек, лет шестидесяти, с седым ежиком на голове и холодным выражением светло-голубых, совсем молодых глаз.— Я догоню вас в Монте-Карло самолетом, у меня тут еще дела.

Он помахал рукой и, не оборачиваясь, быстрым шагом направился в сторону ворот. Светлый, почти белый костюм плотно облегал его стройную фигуру.

— Знаем мы эти дела,— весело подмигнув вслед уходящему, произнес невысокий полноватый старичок в элегантном костюме.— У Генри в Женеве дела. Это очень ответственные финансовые операции особого рода. Наш друг Холмер проводит их в кабачке «Попугай». Ха! Ха! Он там каждый вечер обсуждает с красоткой Люси, как высок биржевой курс...

— Ну и как, курс высок? — пробасил огромного роста краснолицый здоровяк. Его громкий голос напугал важного павлина, торжественно разгуливавшего невдалеке. Павлин вскрикнул и поспешно удалился, распустив многоцветный хвост.

— Ха! Ха! — Веселый толстячок потер руки.— Неважно, высок ли, важно, как толст у старого Генри бумажник. А он хоть и не такой, как у тебя, Грегор, но тоже не тощенький. Люси это давно определила. Вы ведь миллионеры, не то что мы с Мишей. Правда, Миша? — поднявшись на цыпочки, он похлопал по плечу четвертого собеседника, худого с сильной проседью в темных волосах. Из-под густых бровей сверкнули проницательные глаза.

— Да, Анри,— Миша улыбнулся,— только мы с тобой — прославленный французский академик Левер, кавалер многих орденов, и скромный советский профессор — здесь бедняки. Холмеру и Маккензи просто неудобно с нами плыть. Как ты думаешь, они будут нас пускать к себе в первый класс? А?

— Миллионер не миллионер, не плачу ни шиллинга. Экспедицию оплачивают эти бездельники! —И гигант Маккензи качнул своим могучим подбородком в сторону дворца.— И пусть попробуют не взять первый класс! Как дело касается всякой там политики, всей этой никому не нужной дребедени, деньги всегда есть, а как наука, культура, так «экономия»! Не выйдет!

— Михаил Михайлович, почта ждет,— сказал подошедший к ним молодой парень.

— Пойдем, Юра, пойдем, чуть не забыл. До свиданья, господа. До завтра. Как договорились — в девять часов на вокзале.

— Пойдем и мы,— сказал Маккензи.

Взгляд его вдруг принял какое-то страдальческое выражение, массивные плечи опустились, он словно весь обмяк, даже голос стал тише.

Левер сочувственно посмотрел на него.

— Пошли, Грегор, выпьем. Я...