Александр Кулешов - Как же быть?

С радостным, чувством смотрел Лори в окно. Между тем открывавшийся за этим окном пейзаж вряд ли мог вызывать подобное чувство. Мелкий, но частый дождик долбил улицу ещё со вчерашнего вечера. От него посерели, нахохлились выстроившиеся тесным рядом одноэтажные и двухэтажные белые, розовые, коричневые деревянные домики; размокли крохотные травяные площадки, отделявшие дома от выложенного плитами тротуара.

Одинокие голые деревья слегка раскачивались под налетавшими изредка порывами ветра. У глиняных гномов в красных колпаках, расставленных кое-где на лужайках, вода стекала по красным носам, и казалось, что они безнадёжно простужены. Ни одна машина не нарушала покой улицы, и только огромные колёса древних фур, на которых явились сюда когда-то первые переселенцы и которые теперь в качестве талисманов возвышались в палисадниках, вновь, как и десятки лет назад, манили в иные, благословенные края, где всегда сверкало солнце на небе и золото на земле.

Вряд ли причиной хорошего настроения Лори могло служить и то обстоятельство, что он был не на улице, а по эту сторону окна, в своей комнате.

Сказать, что комната, в которой он жил, выглядела роскошно, было бы преувеличением. Преувеличением, пожалуй, было бы и считать эту комнату просто приличной. Нет, скорее она напоминала конуру, и скошенный потолок — конура помещалась под лестницей — только усиливал это впечатление.

Но, в общем-то, комнаты в этих домах были почти все похожие, как похожи были дома на этой улице и улицы в этом городе. Сто первом по населению городе страны.

Владельцы домов сдавали комнаты приезжим — таким, как Лори, прибывшим сюда в погоне за счастьем, временным гастролёрам — танцовщицам, музыкантам, певцам, небогатым туристам и совсем уж небогатым молодожёнам, совершающим свадебное путешествие. Была и ещё одна значительная категория квартиросъёмщиков. Тех, кто приезжал разводиться.

По законам города достаточно было прожить в нём две недели, что клятвенно подтверждала перед судом хозяйка квартиры и супруги, из какой бы другой страны или города они ни приехали, могли получить развод. Сдавать таким людям комнаты являлось доходным бизнесом для домовладельцев. Обычно это происходило так. Прямо с поезда изнемогшие от семейных уз супруги стучались в какой-нибудь дом и, не отряхнув даже пыль с сандалий, отправлялись, сопровождаемые квартирохозяйкой, в суд. Там, глядя ясным и чистым взором в глаза всё понимавшего и знавшего судьи и положив руку на Библию, она клялась, что вот эти господа за балюстрадой живут у неё уже две недели. И суд выносил решение.

В коридоре, не особенно стесняясь, разведённые счастливые супруги отсчитывали деньги за постой, после чего мчались на вокзал, а квартирохозяйка возвращалась домой.

Но были и наивные дураки, которые действительно томились в городе две недели и составляли немалый процент съёмщиков. Комнату Лори снимал не один, а с товарищем. Они познакомились ещё по дороге в этот городок. Когда родители сгорели во время пожара вместе с их незастрахованным домиком и он остался один на свете в свои шестнадцать лет. Рой почувствовал внезапное отвращение и родному городу, к авторемонтной мастерской, где работал подсобником, и её хозяину толстому и доброму, и вообще к жизни.

У него не хватило сил броситься с моста в узкую, но глубокую городскую речку, однако на то, чтобы, взяв расчёт и уложив небогатые пожитки, навсегда покинуть родной край.

Выйдя на шоссе, Лори уселся на дорожный мешок и, подняв руку с оттопыренным большим пальцем, стал ждать, чтобы кто-нибудь подобрал его. Вопрос о том, куда оттопырит палец — влево или вправо, был решён, как все великие вопросы, до гениальности просто. Рой плюнул себе на ладонь, ударил по ней пальцем и посмотрел, куда полетят брызги. Они полетели налево.

В том же направлении лежал теперь его путь.

Машины, шурша и слегка повизгивая на повороте, мчались и мчались мимо Лори.

От скуки он начал представлять себя пассажиром этих машин, требовательно выбирая, скупо расходуя мечты. Вот та, например, древняя, у которой рычаги перемены скоростей были за бортом, а медный гигантский гудок сверкал, как труба военного оркестра, не привлекла его, Вряд ли можно было позавидовать судьбе измождённого седого старика, сидевшего в ней за рулём. И эта, поновей, на которой чудом держалось узлов и тюков столько, сколько вряд ли свёз бы самый мощный грузовик, не вызвала симпатий у Лори. Она медленно проехала мимо, и толпа ребятишек, торчавших между узлами, с любопытством посмотрела на одинокого парня у дороги.