Александр Гитович: Звезда над рекой

Во-первых, это правда. Во-вторых —
Не спорьте с нами: в блиндажах сырых
Мы породнились — брат стоит за брата.

А в Эривань поехать кто не рад?
Там, если не взойдем на Арарат,
То хоть сойдем в подвалы «Арарата».

Не крупные ошибки я кляну,
А мелкий день, что зря на свете прожит,
Когда бывал я у молвы в плену
И думал, что злословие поможет.

Ночь Зангезура сердце мне тревожит.
Торжественного света пелену
Раскинет Млечный Путь — во всю длину —
И до рассвета не сиять не сможет.

Да будет так, как я того хочу:
И друг ударит друга по плечу,
И свет звезды пронзит стекло стакана,

И старый Грин сойдет на братский пир
И скажет нам, что изменился мир,
Что Зангезур получше Зурбагана.

Мне снился пир поэтов. Вся в кострах,
Вся в звездах, ночь забыла про невзгоды,
Как будто лагерь Братства и Свободы
Поэзия раскинула в горах.

И, отвергая боль, вражду и страх,
Своих певцов собрали здесь народы,
Чтобы сложить перед лицом Природы
Единый гимн — на братских языках.

О старый мир, слепой и безобразный!
Еще ты бьешься в ярости напрасной,
Еще дымишься в пепле и золе.

Я не пророк, наивный и упрямый,
Но я хочу, чтоб сон такой же самый
Приснился всем поэтам на земле.

Конечно, критик вправе нас во многом
Сурово упрекнуть, — но если он,
К несчастью нашему, обижен богом
И с малолетства юмора лишен,

И шагу не ступал по тем дорогам,
Где воевал наш бравый батальон,
А в то же время, в домыслах силен,
Пытать задумал на допросе строгом:

Где я шутил, а где писал всерьез,
И правда ль, что, ссылаясь на мороз,
Я пьянствую, на гибель обреченный? —

Пусть спрашивает — бог ему судья,—
А бисера метать не буду я
Перед свиньей, хотя бы и ученой.

Не для того я побывал в аду,
Над ремеслом спины не разгибая,
Чтобы стихи вела на поводу
Обозная гармошка краснобая.

Нет, я опять на штурм их поведу,
И пусть судьба нам выпадет любая —
Не буду у позорного столба я
Стоять как лжец у века на виду.

Всю жизнь мы воевали за мечту,
И бой еще не кончен. Я сочту
Убожеством не верить в призрак милый.

Он должен жизнью стать. Не трусь, не лги —
И ты увидишь, как течет Занги
И день встает над вражеской могилой.

В какие бури жизнь ни уносила б —
Закрыть глаза, не замечать тревог.
Быть может, в этом мудрость, в этом сила,
И с детства ими наградил Вас бог.

Речь не идет о мудрости традиций,
Но о стене из старых рифм и книг,
Которой Вы смогли отгородиться
От многих зол, — забыв их в тот же миг.

Война? — А сосны те же, что когда-то.
Огонь? — Он в печке весело трещит.
Пусть тут блиндаж и бревна в три наката.
Закрыть глаза. Вот Ваши меч и щит.

И снова не дорогой, а привалом
Растянут мир на много долгих лет,
Где — странник — Вы довольствуетесь малым,
Где добрый ветер заметает след,

Где в диком этом караван-сарае
Храп лошадей, цыганский скрип телег, —
А странник спит, о странствиях не зная,
И только песней платит за ночлег.

Мне в путь пора. Я Вас дождусь едва ли —
И все-таки мне кажется сейчас,
Что, если Вы меня не осуждали,
Чего бы ради осуждать мне Вас?

Мне в путь пора. Уже дымится утро.
Бледнеют неба смутные края.
Да, кто-то прав, что все на свете мудро,
Но даже мудрость каждому — своя.

Мешок заплечный спину мне натер.
Подъем все круче. Тяжко ноют ноги.
Но я лишь там раскину свой шатер,
Где забывают старые тревоги.

И не видать конца моей дороги.
Вдали горит пастушеский костер.
Иду на огонек. Пустой простор
Молчит кругом — и не сулит подмоги.

И для чего мне помышлять о ней?
Уже я слышу, как в душе моей
Звенят слова блаженно и упруго.