Николай Оцуп - Океан времени

Покровительница каждый год
Обновляемых весной растений
Благосклонна к женщинам. Охот
Вдохновительницу, лунный гений
Любишь ты и в зрелые года.
Тоже друг цветам и дочкам Евы,
Зависти и ревности чужда,
Ты с уверенностью королевы
Шествуешь, и твой насущный хлеб
В праздничные дни — Эллада, Феб.

Но духовные прозрели вежды,
И языческий не устоял
Под лучами жертвы и надежды
Мнимый совершенства идеал.
Преображена в одно мгновенье,
В чувствах и сознании вполне, —
Ты мое больное раздвоенье
Обличила яростно во мне.
Ты с пророками, не я. Ты — сила:
Злу во мне и Злу не уступила.

Моисей так вывел свой народ
Из Египта, как меня вела ты.
Посуху, среди покорных вод,
Шел и я и верил же, проклятый!
А потом — скольжение опять
В ложь и наказание в пустыне
(Вождь и там не мог не помогать)…
И почти у цели от святыни
Отрекаюсь и священный гнев
Твой благословляю, оробев.

Ведь тебе уж не коллега-вздорник
Реплику на сцене подает,
А любой во времени затворник:
Ты среди сомнений и невзгод,
Где могла, достоинство Адама
Поднимала над грехами вновь…
Ты — средневековых песен дама,
И всегда и всюду ты — любовь,
В темной буре атомных энергий
Я счастливей, чем толстовский Сергий.

С ним смирение, со мною — ты,
С ним — идея, ты же плоть живая
Той, непостижимой, красоты,
Чьи соблазны преодолевая,
Поднимаешься ты над землей…
А лежишь беспомощным комочком.
Сквозь непоправимое, с тоской,
Все же, разлученным одиночкам,
Вместе по таинственным следам
Выбраться на волю надо нам.

И меня укором ободряя,
Ты проговорила, взор во взор:
«Я ведь тоже грешница… святая?..
Что за помраченье! Что за вздор!
Но меня мое же поразило
Невнимание к судьбе чужой
Раз и навсегда. Лет двадцать было
Мне тогда. В моей ошибке той
Надо, может быть, искать причину,
Отчего тебя я не покину».

Значит, так: простила, не забыв…
Все нужней и проще наша драма:
В трепете символики я жив,
В колоссальных образах ислама,
В откровениях буддиста, в том,
Что лишь возле логики философ
Знает поэтическим чутьем,
Как о минералах Ломоносов,
Но воистину владеет мной
Тайны обаяние одной…

Строчка, даже целая страница
Выразит ли долю чувств моих?
Дописаться бы, договориться…
Там же, где потом утратил их,
Силы я нашел. Но есть Лукавый
(Ум народный никогда не лгал).
Ты одна, имеющая право
На меня (что сразу я признал),
Только не в тюрьме, забытой скоро,
Даже не в обители приора,

А сейчас поставила вопрос
Веры так, что всю его огромность
Мне обнять хотелось бы. Я рос
В самой глубине (прости нескромность)
Страшного разрыва между всей
Славой Моисея и пророков
И ее затмением. Что с ней
Стало? И зачем же от истоков
Веры отошел христианин,
Оттолкнув народ, чей все же сын?..

Вновь трагической моей задачей
Стало иудейство… навсегда!
Я оно мне дорого, тем паче
В дни, когда великая беда
Над избранниками… Но другая
Истиннее правда. Я болел
Их раздором. Вот о чем вторая:
Мертвая вода для наших дел —
Справедливость, благодать — живая.
Только от обеих оживая,

Поднялся пророк и видит: крест!
На международное главенство
(Тут я не боюсь избитых мест)
Древнее утратило священство
Несомненные свои права…
Иудей чего-то не расслышал,
Сердцу помешала голова!
Есть ли мука здесь, у смертных, выше?
Но от древней новую свечу
Тихо зажигаю и молчу…

Ты всегда бывала одинока
Более, чем с кем-нибудь, со мной.
Зная силу моего порока:
В музе любования собой.
Чуть ли не сейчас же, очень рано,
Угадав, что я лишь о себе
И что тень от нашего романа
Все чернее на твоей судьбе
(В дни, когда я Райского-артиста
Воплощал и Марка-нигилиста),

Про себя ты: «Счастье? Где уж там…
Но его увидеть исцеленным.
Он, увы, не справился бы сам!»
И со мной коленопреклоненным,
Заклинающим: «Не уходи!»
Так беседовала ты когда-то:
«Много вижу горя впереди,
Что дано, обратно будет взято,
Но тебя до цели доведу,
Ты преобразишься. Знаю. Жду».

Я же слушал и тебя, и змия,
Говорившего: «Как бы не так,
Лучше ощущенья полузлые,
И полутона, и полумрак».
И высокому почти враждебен,
Но и низкого уже стыдясь,
Я молил, как о насущном хлебе,
О твоей заботе. Началась
У обоих жизнь для «жизни новой»,
Как в мистерии средневековой…