Николай Оцуп - Океан времени

К вечности готовиться пора!
Неизбежна и близка минута
Расставанья. С самого утра
Нашей встречи верил я чему-то,
С чем легко бы все перенести.
Но уже и первое свиданье
Было как смертельное «прости!»
Для обоих. В жизни, чем сиянье
Шире, тем угроза темноты
Более страшит. Посмела ты…

Я же не умею… Невозможно…
Угль пылающий мне вдвинут в грудь
И… чадит и гаснет… Осторожно!
Кто это? В лицо Ему взглянуть
Страшно, обойти нельзя… Он с нами,
Ни один философ не ответ.
Церковь с очень древними жрецами
Обещает незакатный свет…
Ум и литератор в сердце сводит
И уже… вот-вот… и… не выходит.

19

Отступись, проклятая весна,
Хоть бы здесь, на самом юге, в мае,
Не была ты злобно холодна.
О любезнейшем для пальмы крае
Кто бы мог подумать, что сюда
Наше северное вдруг заглянет?
Впрочем, из страны огня и льда
Как бы дымом не везде ли тянет?
Даже хлебной карточки почин
Наш как будто. Робкий гражданин,

Всюду битый и везде покорный,
Слушай власть. Лишения сноси,
Выживая… Быт огнеупорный,
Что же, беззащитного беси.
Некуда податься и сегодня,
Значит, все еще не победил —
Подо мной разверзлась преисподня:
Перед злыми духами без сил
Я стоял, тебя не призывая,
В холоде предательского мая.

Правда о себе еще страшней,
Чем о всей земле. Чего не прячет
Наше дно?.. О чистоте своей
Как несчастный безутешно плачет.
Коли так, загнать бы и под лед,
В проруби и душу бы, и тело
Образумить… Но созвездий ход
Начатое продолжает дело,
Разворачивая новый лист
Вечной книги. «Бедный эгоист, —

Вспомнил я твои слова, — не майся,
Так уже назначено таким,
Приблизительным. Не убивайся,
Знаю все заранее. Томим
Всеми звуками земли порочной
(Сохраняет очень долго кровь
Тот осадок), должен в час урочный
Ты и величайшую любовь
И не раз подвергнуть униженью,
Только даже горечь снисхожденью

Помешать не может моему —
Я прощаю, потому что знаю,
Что с тебя проклятие сниму,
Потому что в малом побеждаю
Целый век распутства и собой
Упоения… Как злая туча,
Пусть летит эпоха над тобой,
Призывая яростно и муча.
Ты уже ничей, а будешь мой,
Ты, преображения герой!»

Есть у каждого, как у Толстого,
Дьявол — незажившие рубцы
Прошлого разврата. На любого,
Кто мечтает: в воду бы концы, —
Налетает душное, сирокко
Страсти низменной. Ужасен Пруст,
В наше бедное подполье око,
Но молитва не слетала с уст,
Пламенных от многих беззаконий,
И милее мне святой Антоний.

Блуд… С налету, наспех, кое-как,
В чем угодно, например, в науке:
Мученики знания, а мрак
Сеющие, о заемной муке
Тусклый блеск надменного ума —
Сколько вас, полезные уроды,
От которых жизнь бежит сама
Даже в ваши молодые годы.
Знанье без сознания… увы,
Не другому нас учили вы.

Ну а мы; что делаем — артисты, —
Музу и натурщицу обняв,
И к обеим сразу жар нечистый
За любовь высокую приняв,
Мы, кому эссенция эссенций
Моды или черни лживый суд, —
Нам бы только выкинуть коленце,
Эпатировать, о, славы зуд…
Впрочем, сколько есть и между нами
Мучеников с томными глазами.

Сердце человеческое… Блуд —
Страсти, вдохновения, наживы…
Он повсюду, где любовь и труд
Заменяет жадно торопливый,
Не умеющий терпеть и ждать
Гений величайшего, порока:
Выхватить и ничего не дать,
Получить награду, но до срока,
Вместо муки творчества — прием
В славе и объятиях — во всем.

Он, конечно, интеллектуален:
Весь и чувственный, и головной.
Ты воображением ужален,
Ты в воображении — больной.
И не хочешь, а идешь — напиться
И в объятьях падали, как ты,
Тленьем дышащей, насквозь растлиться,
И уже глазами пустоты
Смотрит, безучастна, благосклонна,
На твое несчастие Горгона.

У кровати мальчика она.
Взор пронизывает одеяло.
Бедный, бедный, не его вина:
Это смерти в юности начало.
Страшно думать, милый гимназист,
Бледненький, хорошенький, безвольный,
Как бываешь ты душою чист,
Как тебе нехорошо и больно,
И пленяет твой унылый вид:
То измучило, но красит стыд.

А потом? Потом уже бесстыдство,
Невозможное еще вчера,
Сашка и Маешка… Волокитство,
Дамы, «Gaudeamus», юнкера…
Все это не для нравоученья,
Только: «Глядь-поглядь, и сердца нет».
Помните, чьи это сожаленья?
Тяжко сверхчувствительный поэт
(Не один) переживает дважды
То, что быстро забывает каждый.