Галактион Табидзе - Стихотворения

И, грозой осененная,
Несется, взъярив,
Девятая симфония —
Грузинский мотив.

О Пушкин, твой с Арагвой договор
Навеки заключен, и, путник вольный,
Идешь ты в прежней славе между гор,
В долине, где бегут Арагвы волны.
И счастливы суровые хребты,
Что вольный ветр ласкает твои кудри,
И с новою надеждой смотришь ты
На холмы Грузии, встречающие утро.
Беседуешь с Арагвой, словно друг,
И голос твой, в веках неповторимый,
Торжественно разносится вокруг
Над берегом Арагвы нелюдимой.
Светлеют скал гигантские тела,
Ты очарован далью голубою…
«Мне грустно и легко, печаль моя светла,
Печаль моя полна тобою».

Почему я при виде
Покрытых росою стеблей
Вспоминаю всегда
Слезы юности ранней моей?

Солнце сушит росу,
Тишина вечереющих дней
Отпускает грехи
Той поры неуемной моей.

Скажешь: всё это было
И ярче всего и светлей
Только из-за нее —
Из-за юности бурной моей…

Даже след той весны
Исчезает. Уйдем же скорей
От весны отшумевшей,
От юности чистой моей.

Какой в Батуме снег! По плечи
В сугробах утлые дома,
Шального ветра кутерьма,
И спозаранок топят печи,
И вьется дыма бахрома.

Метет зима. И сыплет с неба…
И, пеленая смутный сад,
Колоду крыш, крапленных снегом,
Тасует вьюга наугад.

Седые хлопья застят свет,
Летят, пока хватает силы…
«К восстанью, к смуте этот снег!» —
Сулят угрюмо старожилы.

И, ветру за окном внимая,
Запрусь в дому,
Средь тишины
Готовить взрыв — во имя мая,
Во имя солнца, в честь весны!

Легли у порога нечистые силы,
Осень и лето, зима и весна.

Скулили у двери и крова просили
Осень и лето, зима и весна…

О, сколько я выдержал с вами баталий,
Осень и лето, зима и весна…

Рыдал я, а вы мне в лицо хохотали,
Осень и лето, зима и весна!

Крута, уныла
старая Махата.
На ней ютится
одинокий пшат.
И ветер с пшата,
с трепетного пшата
Срывает листья,
и они шуршат.
Вкруг древней церкви
ветер всё кружится.
Ее коснулось
легкое крыло.
А время мчится,
неуклонно мчится,
И с древней церкви
купол сорвало.
И пшат, и церковь
в мире одиноки.
Они стареют,
им исхода нет.
Они в потоке,
в бешеном потоке
Часов летящих,
быстролетных лет.
И вот исчезли…
На горе пустынно
Явилась утром
новая заря
И над вершиной,
над седой вершиной
Заполыхала
блеском янтаря.

И вдруг Махата
позабыла горе,
Увидев чудо:
к ней издалека
Спешит Иори,
милая Иори,
Сестра Иори,
буйная река.

Эти жернова,
Эти жернова…
Горечь тяжких дум
В памяти жива.

Солнечный овал
У дверей дремал,
Приволок мой дед
Эти жернова.

Я готов взлететь,
В поднебесье петь,
Да мешают мне
Эти жернова.

Я бросаю взор
На вершины гор,
Давят, как ярмо,
Эти жернова.

Я сказал: «Вперед,
Сила силу гнет!
Отчего ж стоят
Эти жернова?

Эй, сюда, скорей,
Вихри всех морей!»
…И пошли живей
Эти жернова.

Жесткий камень крут,
Дети хлеба ждут.
Крутятся, бегут
Эти жернова.

Вихревой порыв
Над раздольем нив,
Подпевают им
Эти жернова.

Тот старый договор с судьбой,
Обет Арагве голубой,
Который горы огласили,
Остался и пребудет в силе.

До самых сумрачных седин
Я твой поэт и паладин.
Ты боль моя, ты моя правда,
Ты, гордая моя Арагва…

Ты мой огонь и гений мой.
Я помню 908-й.
«Свобода», — мы произносили…
Да будет слово в полной силе:

«Тависуплеба!»— Жгли костры,
Мы повторяли, школяры,
А смыслом наполняли сами —
Глаголы гневные Исайи.