Галактион Табидзе - Стихотворения

Средь слов, поднявшихся высоко,
Берущих в вечности разбег,
Одно есть гордое, как сокол,
Простое слово: «Человек»…
Но лишь тому оно дается,
Кто сердцем пламенным своим
Народу верен остается,
Живет и дышит вместе с ним.
Душой стремящийся к свободе,
Всех обездоленных оплот,
Поддержку в будущем находит
Народ, и только лишь народ.

И даже в лирике любовной
Поэт отдаст земной поклон
Величью красоты духовной,
Которой наш народ силен.
Пусть песня, достоянье мира,
Летит, прекрасна и грозна.
Мы знаем — истинная лира
Душой поэта стать должна.
Любовно, гневно иль сурово
До каждого оно дойдет —
Простое, искреннее слово,
Что чутко слушает народ.

От поколенья к поколенью
Передается торжество,
Когда с коротким словом «Ленин»
В нас оживает дух его.
Мы глубже дышим, смотрим шире,
И радугой вослед дождю
Нам слово Ленина о мире,
И эхом — наш ответ вождю…
Наш Ленин! Вечность не остудит
То слово, что в сердцах живет,
И с ним непобедимым будет
Народ, и только лишь народ.

Мир!
Это слово в речи нашей
Несложно, но в него вошли
Движенье рек, дыханье пашен,
Законы жизни и земли.
И нет святее вдохновенья,
Что призвано в сердцах сложить
Ту песню, где одно стремленье —
В подлунном мире в мире жить.
И дух и сила наши в этом,
И мощь растет из года в год,
И славен тем пред целым светом
Народ, и только лишь народ!

Всё желтое становится желтей,
И радуга семь раз желта над нами,
И россыпь драгоценных желудей
Всё копит дуб и нежит меж корнями.

Всё — в паутине, весело смотреть,
Как бьется в ней природа пред зимою.
Счастлив рыбак, который эту сеть
Наполнил золотою чешуею.

Пока в дубах стозвонный звон стоит
И шум летит над буркою Арсена,
Прикосновеньем осень осенит
Всё то, что было неприкосновенно.

Тень каштана скользит по стеклу.
Там за нею — за дальнею далью —
Посетителя тень в Зазеркалье —
Та же, в том же глубоком углу.

Это утро. Пустое кафе.
Я, входящий в чудесном смятенье.
Это Пушкин!.. И спутницы-тени:
Экатомба и аутодафе.

Пистолет иль костер? Всё равно.
Черный остов — иль малая ранка…
Для избранников этогоранга
Честь жены, честь эпохи — одно.

Где по мраморному алтарю
Жилка мерзлая — Черная речка,
Там тебе — только нож да овечка.
Слышишь, чернь, это я говорю.

Я тебе говорю, воронье:
Весть о жертве, о жесте высоком
Ты встречаешь желудочным соком —
Ты всегда получаешь свое.

Уходишь… И с собой уносишь боль и муку,
Как будто в сенокос работой увлечен.
Кто смеет поминать кончину и разлуку?
О, лишь сегодня ты воистину рожден!

Уходишь… Даль и близь. Сиянье. Переливы.
На блеск твоей косы немыслимо смотреть.
Кто смеет называть несчастным день счастливый?
Ты в тягость никому уже не будешь впредь.

Уходишь… Тем путем, не этим перепутьем,
Которым проплутал наперекор судьбе…
Кто говорит, что ты убог и бесприютен?
Отныне ты обрел убежище себе.

Уходишь… В добрый путь. И володей, и царствуй.
Завидней нет судьбы. И с нею заодно
Приветствует тебя влюбленное пространство,
Пристанищем тебе бессмертие дано.

И поблекла, и позолотела,
А промерзла — вовсю расцвела…
Тропку — ласточка — перелетела
И над бездной слепила крыла.

Высоты переполненный кубок,
Золотое руно октября.
Величавый обломок — обрубок —
Клен пылает — и пышет заря.

А кора у него камениста,
А листва у него молода
И прорезана нежно и чисто,
И пронзают ее холода.

Будто эти корявые ветви,
У развилки — тропа и тропа.
На зарю оглянись и помедли,
Как заря, как деревьев толпа.

Здесь преданья витают поныне
Над обрушенным утлым жильем,
Здесь бесплодные молят рабыни —
Две рабыни — о чреве своем.

Шум невидимого водостока:
Там речонка в бетоне узды,
Солнце выглянет с юго-востока
Из-за той вон кудрявой гряды.