Галактион Табидзе - Стихотворения

Кто
Посвященного небу и облаку
Галактиона к покорности нудит?
Или —
Свободы не ведая о́т веку —
Мне о свободе толкует?
Ну, будет!

Умные люди — пришли на готовое,
Сердца не тратя,
Планете пророчат
Время без гения — тусклое, вдовое…
Завтра умру!
А планета — как хочет.

Который день хворает футурист,
И час его последний глух и мглист.
Лежит голодный мастер — нищ и наг,
Товарищи его снабжают пищей
Духовной, а иной он и не ищет.
Здесь Маяковский, здесь и Пастернак,
Напутствуют его с Парнаса оба,
И эпитафией украшена стена:
«Обут я в шляпу, нахлобучил обувь
На голову, и вот уж мне хана».

Мерещатся вам ложа и партер,
Ваш давний идеал — миллиардер.
А мне бы — ширь небесной синевы,
Щепотку табака и горсть любви.

По Куре — за плотом плот.
Плот плоту — всегда оплот.
За плотиной, над плотвой
Шепчет плот плоту: «Я твой!
Плоть моя жива тобой,
А не плотской ерундой».

В волосах давно уж серебриста вьюжность,
Старость эту пряжу выткала, спеша.
Я не обижаюсь, право же, на юность:
Ведь была она на редкость хороша.

Где же повседневность? Тоже миновала —
Ведь ее почти не помню на пути.
Жалобы на то, чего и не бывало,
Никогда нельзя нам вслух произнести.

Ужас раздвоенья вовсе мне не ведом —
Никогда не чуял и совсем не знал…
Я ведь жизнь проведал, чтоб услышать следом
Небывалый, горний, горестный хорал.

Мост над Невой…
Мост над Невой…
Новой надежды отрада.
Вот он явился
Душе мировой,
Доблестный лик
Ленинграда…

Помню:
Доха, ураган над Невой,
В зимнем взвихрении бурном —
Город всемирного духа,
Его
Всё еще звать Петербургом.

Помню:
Семнадцатый,
В Смольном горят
Лампы и поздно, и рано,—
Это со мной…
Петроград, Петроград,
В мире темно и туманно…

Слава дороге!
Небу хвала!
Сказочен путь твой непраздный,
О Ленинград,
Чья звезда так светла,
О Ленинград мой прекрасный!..

Тот крах и гром для слуха — не молва:
Я слышал всё, как слышала Нева
Свист пуль сквозь треск мороза.
Дыханье занималось на ходу —
То дул сквозняк, качавший на мосту
Усталого матроса.
Как символ веры в будущий рассвет,
Вдали виднелся смутный силуэт
Полночного дозора,
И луч по темным зданьям пробегал,
И над домами Смольный возникал
С величием собора…
(Но кто о нем сказал бы просто дом?
Он, как титан, воспрянувший с трудом,
Восставший с дерзкой целью
Попрать старье, пощады не суля,
Попрать старье, хотя сама земля
Сковала ноги цепью.
Он поднялся, разрушив и покой,
И горизонт той ночи городской,
Где тьма — с домами вровень.
Она не для забвения, скорей
Для призраков и для нетопырей,
сам дух ее греховен!)
Тогда поэт в сегодня, в бытие,
Звал свой талант, бессмертие свое,
И грел грядущим душу, —
И в слово обращенная душа,
Всё буйство жизни выразить спеша,
Вдруг вырвалась наружу…
Да, сверстников всё меньше у меня…
Что наша жизнь, как не движенье дня,
Его лишь слепок точный.
Меж трех святынь судьба проводит нас:
Час полуденный, сумеречный час
И грозный час полночный.

Не потерял я, странствуя,
Ни самой малой малости,
И что за свойство странное:
Не чувствую усталости!
А песни щедро розданы
С их ритмами тревожными,
А меч во имя Родины
Вовек не знался с ножнами.