Галактион Табидзе - Стихотворения

Напев о родине навеки
Пленяет шелестом листвы,
Но мертвенны библиотеки,
Книгохранилища мертвы.

Не фразы — лишь обрывки речи,
Обмолвки чувства пьются всласть,
И дни — ночей слепей и резче,
От красноречья гибнет страсть.

Глядит, как мальчик на мужчину,
Суровый век… Его влечет
Цель ясная… Ведет в пучину
Не ослепленье, а расчет.

И вышла ты из мглы веков
Воздушными стопами —
Со всею негой лепестков
И тонкими шипами —
Сердца, как розы, обнялись.
Колеблемое пламя,
О бытие,
Ликуй и длись!

Сиротства нет.
Со мной, с тобой —
Уже в одной куртине —
Шопен — твой ангел голубой,
Мой демон — Паганини.
В огне моем — прекрасна ты —
И холодна…
Твои черты
В огне моем — отныне!

Пестрят пригорки, как жирафы.
Экспресс — со скоростью молвы.
Уже в тоннель войти пора бы —
Не испугаетесь ли вы?

Клубятся облака — и мысль
Проходит по челу гиганта —
Всей острой тяжестью пришлись
Мы прямо на плечи Атланта.

Как собственный на небе след,
Луна там светится дневная,
Как бы незримо пеленая
К ней тя-ну-щи-й-ся предмет.

И день белесо-голубой —
Сквозит, как северная сага.
Потягивает из оврага,
И будет ветер. Листобой.

Свет двойственный и колдовской
Вас очарует и остудит,
И будет вечный день-деньской,
А ночи никогда не будет.

Ковры, свисающие с башен,
Шелка, завесившие зал,
Где, шкурой тигровой украшен,
Когда-то Тариэл блистал.

Я видел сны, но здесь, по сути,
Роскошней лал и изумруд.
Над стенами дворца Гегути
Века давнишние идут.

Встает Тамара у колонны
Как тень, в плену нездешних дум.
В шатер ресниц, чуть увлажненный,
Уже врывается самум.

Араб, гордящийся тюрбаном,
С щитом стальным у двери стал.
Песнь, занесенная Ираном,—
Как дуновенье опахал.

И сладкозвучен чародейный
Гафиз, прославленный стихом.
Фонтан не молкнет у бассейна.
Мы снова Руставели ждем!

И беспробудно. Забившись под мост,
Дремлет и бредит Кура, как собака.
Ветер — по черни, по инею звезд —
Душу уносит… а бросит, однако.

Чувствую, право: я жив, не убит.
Будто бы жить меня сызнова учит
Старый сверчок, что в камнях свиристит,
Нитку свою бесконечную сучит…

И ни о чем не мечтаю. Ничью
Душу собою не обременяю.
Идолов, верованья — дурачью
Ныне в закон и во благо вменяю.

Замки воздушные прахом легли —
Пала роса. И ни слова о Боге.
Мне — всё — равно. А снега расцвели…
Черт побери: розовеют отроги…

Пронесся гневный ураган,
Но тень одна чарует странно,
Хоть не звенит струя фонтана
О тайнах недоступных стран.

И всё властительней дурман
Мечты, томящей неустанно.
Как паланкин, луной венчанный
Тбилиси кутает туман.

Уйдут года, но старых ран
Нам врачевать не будут боле,
И сердцу не избыть той боли!

Где чары недоступных стран?
И страсти стон, что мы ловили,
Не бросит в ночь Сараджишвили.

Легкое облако! Ты сквозь небесную тишь,
Словно горячий скакун по утесам, летишь.

Ветры ущелий несут тебя в дали, и хор
Утренних рек — величавая музыка гор…

Сколько в тебе самобытности, света, огня!
Новый рассвет означаешь ты и для меня.

Пусть же все грозы, метели и всплески мечты
Столь же легки и бестрепетны будут, как ты!

В этой жаркой дремоте поступь тигра слышна.
Прокричи обреченно все слова, имена:
Всё, чем жив человек, всё в «Вепхисткаосани»
С небом, с грешной землею смешалось сполна.