Галактион Табидзе - Стихотворения

Как мне забыть в такое время,
Что ясность глаз твоих вечна,
Что доблесть, признанную всеми,
Не может омрачить вина!

О, пери нежная, давно я верую
В один лишь светлый май, но не в мистерию.

Что спорить с бездарью? Схоронят заживо!..
Не надо, братцы, мне бессмертья вашего.

Читать не стану я тома бессмыслицы,
Сам уж я как-нибудь смогу возвыситься.

Снова уступы, провалы, теснины,
Снежных наметов следы ледяные,
Темной завесой прикрылись вершины,
Долам оставив заботы земные.

Снова пройду по тропе перевала
И у Сиона паду на колени…
Жизнь моя, сколько же ты бедовала,
Как неотступны минувшего тени!

Что же ты медлишь, оркестр поднебесный?
Грянь золотыми смычками рассвета
Новую песнь над разверзнутой бездной,
Нимбом зари осеняя поэта.

Если ты вне игры — не советую тщетно
Поминать вечера фантастических лет.
Это замкнутый круг. Эта боль безответна.
Но ты ловишь ее запоздалый привет.
И сиротства печать проступает на лицах.
Налетает тоска — и на нас нет лица.
Но удастся ли нам с непогодою слиться?
Как без девы Марии дожить до конца?

Или всё — тлен и прах? Или, мне не в пример,
Вам уже опостылел бедняга Бодлер?

Или Шелли уже с бородою Гюго?
А Мюссе? А Верлен?
А отверженный Каин?
Он опять одинок? И, как я, неприкаян?
А Эйнштейна тень над грядою веков?

В сумерках вспомнились вдруг отчего-то:
Вьючная лошадь на дальнем холме,
Роща над тинистой гладью болота,
Призрачность тонких стволов в полутьме.
Краски минувшего небо ночное
Вызвало снова из бездны глухой, —
И до рассвета вздыхали со мною
Ветер да стебли соломы сухой…

Вот мальчугану исполнилось семь.
Май. И — поляна. И — птица…
Песенка в лодке — ниспослана всем!
Небо — лазурнее ситца.

Парус, развернутый там, в вышине.
Годы провел в золотистом челне —
Семь или семь с половиной —
Моцарт, и Шелли, и бедный Шенье —
Вдруг накатили лавиной.

С ними еще семилетье ушло.
Заново юный родился:
Сны золотые волной унесло.
В бурю покой обратился.

У кораблей обнажилась душа.
Души — до дна обнажились.
Море зверело, преграды круша.
Вал, бесноватый, унес малыша.
В бездну фрегаты ложились.

…Пуля пронзила его сгоряча.
Раненный в битве последней,
Так и запомнится он — алыча
Тонкая, светлая, словно свеча —
Снова малыш семилетний.

Сорвалась легенда потоком, лавиной —
О женщине дальней, умершей, как лебедь,
И мы, паладины надежды единой,
Познали с тобой одинаковый трепет.

Как будто в мороз, сквозь завесу тумана
Мы оба явленье одно увидали,
И вот опьянели мы, брат мой названый,
Ты — снегом своим, я — струей цинандали.

Да слышит Бальмонт — в зачарованном круге
С тобой мы сошлись, не смущенные далью.
И встретились степи немые Калуги
С исконною нашей грузинской печалью.

И облако стояло, как фрегат
В спокойном море. Небо было сине.
Воображенье вдоль прибрежных линий
Влекло меня — увидеть бы фрегат!
А там, где мирно высился фрегат
И радуга несла свой хвост павлиний,
Я плыл, надеждой радужной объят,
И облик мира был как облак синий,
И облако сияло, как фрегат.

Не для того ли грузинской иду стороною,
Чтоб оглядеть, как бывало, просторы родные,
Чтоб и сегодня в пути пребывали со мною
Облик твой нежный и кудри твои смоляные.

Вновь мне дарована утра заря золотая,
Снова весна надо мной ворожит хлопотливо,
Чтобы оттаяло сердце, и душу до края
Страсть затопила высокой водою разлива.