Видишь, ничто не погибло! Хребтов вереница,
И вековые деревья, и наши селенья —
Всё уцелело… И слышится, близится, длится
Песня блаженная, песня о счастье спасенья.
<1925>
235. Вечер в деревне. Перевод В. Бугаевского
Не могут пути отыскать журавли,
И тают воздушные струи вдали,
И арума сонные тени легли
На потемневшую зелень земли.
Где та, что бывала губам моим рада?
Журчание слов ее вспомнить — отрада.
С последним лучом ниспадает прохлада,
И в сумерках слышно мычание стада.
И в заводях лодки вкушают покой.
Ты дома, ты здесь никому не чужой,—
Здесь счастье. Зачем же, гонимый мечтой,
Напрасно бредешь ты сквозь сумрак ночной?
<1925>
236. «Как путник, спешу по дороге…» Перевод В. Бугаевского
Как путник, спешу по дороге
Сквозь лес, застилающий Феба.
Привет вам, Кавказа отроги,
Плечами подпершие небо!
Вчера еще воды Дарьяла
Клокочущей пеной мутило
И Терек о дикие скалы
Дробился с неистовой силой.
Душа тишиною объята.
Вот солнца лучи проглянули…
В долины стремятся ягнята,
И в горы уходят косули.
<1925>
237. Поля. Перевод В. Леоновича
Поет мадонна этих гор и дола,
Над полем пролетают журавли,
Серп на руке — обломок ореола —
Слепит, поблескивая издали.
Клик журавлей и голос одинокий
У полустанка в тишине полей…
Уже я различаю стан высокий,
Отчетливее платье и белей.
А этот блеск — до слез уже, до боли!
А солнце в роще — золотой паук…
И никогда не ведала неволи
Ее душа! Прозрачный этот звук…
А что, неведенье — залог свободы?
Но я сегодня думать не хочу,
Я слушаю мелодию природы,
Я улыбаюсь острому лучу.
И ранняя вечерняя прохлада —
Такой свободный, ясный вздох земли…
Поет мадонна, проплывает стадо,
Как в облаке, в оранжевой пыли.
<1925>
238. Снега вразлет, наискосок лежали. Перевод Э. Александровой
Снега вразлет, наискосок лежали…
Как в книгах Диккенса, на склоне дня —
Поленьев треск, раздумье у огня…
Вдруг настежь окна, ветер пламя вздул
И кто-то прямо в сердце мне шепнул:
«Бумаги — в пепел! В прах мечты развей!
И двинь вперед корабль грядущих дней!»
…Снега вразлет, наискосок лежали…
<1925>
239. Вороненок. Перевод К. Арсеневой
Ветер, пролетев лесной сторонкой,
Из гнезда похитил вороненка.
Полон лес шуршанья, скрипа, гама;
В нем шатры дубов — как своды храма.
Травы на лужайке чуть примяты —
Ложе из трилистника и мяты.
Плачет ветром схваченный спросонок,
Унесенный в чащу вороненок.
Грохнул гром и, рассыпаясь трелью,
Покатился эхом по ущелью.
Поднялся в овраге хохот, шепот,
Частого дождя немолчный ропот.
<1925>
240. Платанам Шиндиси. Перевод Б. Ахмадулиной
С чем платаны Шиндиси сравню?
С чем сравню той поры несравненность?
Ее утро, ведущее к дню,
Ее детских молитв откровенность?
С чем тебя я сравню, моя мать?
Что ж не брошусь я к скважинам, щелкам,
К окнам, чтобы на миг увидать,
Как идешь, как белеешь ты шелком?
О, платаны в Шиндиси моем!
Я не понял закона простого —
Да, напомнит одно о другом,
Но одно не заменит другого.
Так о детстве всерьез и шутя
Я заплакал, отверженный странник.
Уж не я, а иное дитя
Его новый и милый избранник.
Нет замены вокруг ничему:
Ни пичужке, порхающей в выси,
Ни цветку, ни лицу моему,
Ни платанам в далеком Шиндиси.
<1925>
241. Дубы. Перевод В. Потаповой
Яблони чахнут, поникли и нежные лозы —
Видно, промчались над ними жестокие грозы.
Но погляди — чем древней великаны-дубы,
Тем они крепче, тем больше в них свежести, мощи.
Несокрушимой твердыней стоят они в роще,
Силы накапливая для грядущей борьбы.
<1925>
242. Из прозы будней. Перевод М. Синельникова
Чем дольше сон, тем непробудней
Мечтатель грезит и парит.
И ты, мой брат, из прозы будней
Заброшен в мир эфемерид.
Тебя влекут полунамеки,
Обходят сердце стороной
Высокопарные уроки
Нагой премудрости земной.
Читать дальше