1919
166. Девятьсот восемнадцатый. Перевод В. Леоновича
Одну жемчужину дождя
И просветление лазури
Нам оставляют, уходя,
Огонь и мрак грозы и бури.
Нет, не ходи в ученики
К забывчивому просветлению
И временности вопреки
Прильни, поэт,
К иному гению…
И гения в счастливый миг
Не конченное изваянье
Являет совершенный лик —
И пропадает, как в тумане.
Так возникает Петербург —
Видение над топью реет —
И сердце от январских пург
И молодости — леденеет.
Свободой той — искушена
Национальная рутина:
Прозрачны горы — и видна
Вся необъятная равнина.
Я принял черноту небес
И синий снег, цветущий кровью,
И на плечи
наследный крест
Взвалил с надеждой и любовью.
И неминуем и затвержен
Путь восходящий крестный тот…
Горит одноэтажный Нежин.
Там выстрелы: ночной налет.
Огонь — и вьюга — и без крова
Замерзнут погорельцы те.
А тут не легче: катастрофа
От города в полуверсте.
И возникают строфы Данта
Размерные — поверх страстей, —
Пока обшаривает банда
Живых и мертвых вдоль путей.
А ужас — весь — на детском бледном
Лице…
«Нательного креста
Не тронь!
Carthago exegenda!» —
Тебе слетает на уста.
Опомнился — и сторонится,
И пропадает негодяй…
Преображается — и снится.
Останься, время, и пылай
В глазах, отныне озаренных!
Огонь колышется стеной.
На крыльях черных опаленных
Лети, мой ангел, надо мной!
Порядок призрачен — и строг.
Плывут небесные армады
На вечереющий восток —
Без флагмана и без команды.
И в ясность привести пора
Видения, воспоминанья.
Дредноут — синяя гора —
Воинственные очертанья.
Но я представить не могу
Того, что помню… понимаю…
Челнок истлел на берегу,
И борозда в песке — прямая.
Но как торжественно горят
Небес прогалы долевые
И сумрачных и сизых гряд
Края кудрявые кривые!
Так блещет флотская латунь.
Салют победы! Стоп, флотилия!
Нас обнял берег, как июнь,
Как возвращенная идиллия.
Пустой духан. Попутчик хмурый
Не веселеет от вина,
И, очевидно, правы суры,
Что ненависть на всех одна.
На всем разлив ее безбрежен.
«Как холодно», — он молвил вдруг
И поднял взор — и вспыхнул Нежин,
И озарился Петербург.
Ему вина я налил. Бурку
Накинул на плечи. «Мерси, —
В ответ он благодарно буркнул,
Продрогнув на святой Руси. —
Вино без крови, дом без крова…»
— «Мне в Имеретию, а вам?»
А он молчит: примерзло слово
К его страдальческим губам.
Однако верно: дом без кровли,
Совсем пустой — и мы вдвоем.
Лишь филина глухие вопли,
Да небо смотрит ноябрем.
Хозяйка где? Была — пропала.
Кто плачет там? Немой слуга?
Темно и ветрено. Опала
Листва на синие снега.
Какой слуга? Так плачет Демон,
Когда смирится гордый дух.
Душа летит к своим пределам,
Распространяющимся вдруг.
Порою смутною ночною —
Как мальчик в зыбке лубяной —
Рыдает Демон за стеною,
Опомнясь на земле родной…
Похмелья легкая прогорклость
И спутник строг — но ясно мне:
Безвыходная твердь расторглась —
Блажен рыдающий во сне!
Так что же делать? Рифмовать
Послушные воспоминанья?
Единственная благодать —
Освобожденное страданье?
Не это, нет, я величал
Свободою — свободы крестник,
И безвременья янычар,
И будущего провозвестник!
1919
167. «Когда в Цицамури убили Илью…» Перевод Д. Беридзе
Когда в Цицамури убили Илью,
С ним нехотя век величавый скончался.
Но мост феерический в небе качался,
Когда в Цицамури убили Илью.
Здесь раньше цвели пасторалей луга,
В садах пожинали плоды просвещенья.
Как трудно найти мне слова утешенья,
Как просто я пел и влюблялся тогда.
А время войну предвещало садам,
И дни, как в театре, меняли обличье,
Но славных имен роковое величье
Гремело по весям и по городам.
Настал год восьмой. Но грядущий пример
Маячил мне тенью лишь в снах вожделенных:
Плыл «Даланд» по волнам восставшей вселенной,
И ветер пророчил мою «Crâne aux fleurs». [21] «Череп в цветах» (франц.). — Ред.
1920
168. К Готье. Перевод Д. Беридзе
Вы обитель свою нарекли «Пимодан».
Пусть всегда ее красят цветы Деляроша.
Нас любви и чудес убаюкал обман,
Зеленеющих лавров недолгая ноша.
Это время нам светит, как чистый кристалл!
В каждом жили Лозенов и Брюммелей грезы,
Но куда-то исчезли из праздничных зал
Живописцы, поэты и девы-мимозы.
А слепые потоки тех памятных дней,
А слепые потоки, легки и прекрасны,
Нашу жизнь украшали легендой теней,
Скромный домик сверкал, словно замок алмазный,
В нем мы спорили громко о сути вещей,
В рифмах века искали грузинские ноты.
Где сегодня игравшие в жерле ночей
Эти «крылья валькирий» и эльфов полеты?
Завершен этот путь, весь в колючих шипах.
С той поры по каким нас путям не носило!
А теперь я один, как церквушка в горах,
Провожаю предсмертной улыбкой светило.
Читать дальше