Возгласы идут:
— Допустим!
— Предположим, что…
— Да-да…
Протокол ведет Капустин —
Сокращенно, как всегда.
Слушали:
«Матвей Никитин
Безусловно и давно
Обвиняет в волоките
И в разрыве районо».
Порешили:
«Да, оторван
Районо.
Считать виной.
Выяснить, откуда тормоз,
Поручаем Фоминой».
Снова возгласы:
— Допустим!
— Предположим, что…
— Да-да…
Протокол ведет Капустин —
Точно.
Ясно.
Как всегда.
* * *
Как во нашей во деревне
Да на каменном мосту,
На высоком, на счастливом,
Девки водят хоровод.
Ударяют классно в камень —
И чем звонче, тем верней
Машут белыми платками
И зовут к себе парней.
При безветренной погоде
Парни им несут покор.
Очень быстро к ним подходят
И заводят разговор.
Самый верный и уместный,
Чтобы деву покорить:
«Ах, какие вы прелестны,—
Начинают говорить. —
Не встречали вас милее
Ни в долинах, ни в домах…»
Девушки, красу лелея,
Отвечают:
«Что вы, ах!
Ах, проверим вас на факте,
Ваш обычай и обряд.
Ой, да бросьте, ах, оставьте,
Не лукавьте», — говорят.
* * *
Я стучу условным стуком,
Называю имена…
Здравствуй, радость и разлука.
Дорогая сторона!
1933
98. «Василий Орлов перед смертью своей…»
Василий Орлов перед смертью своей
Квадратных, как печи, созвал сыновей.
За фунт самосада и двадцать копеек
Десятский прошелся печальным послом.
Десятский протяжно кричал у дворов:
«Совсем помирает родитель Орлов».
Как ступят — так яма,
пройдут — колея, —
К Василью Орлову пришли сыновья.
Сквозь краски рассвета, сквозь синюю мглу
Все видят родителя в красном углу.
Лежит, безучастный к делам и словам,
Громадные руки раскинув по швам.
Садятся на лавки широкого свойства,
И в кровь постепенно вошло недовольство.
И старший зубами на мелкие части
Рвет связки предлогов и деепричастий!
И вновь тишина. И, ее распоров,
Сказал: «Умираю, — Василий Орлов. —
Походкой железа, огня и воды
Земля достает до моей бороды.
Смерть встала на горло холодной ногой,
Ударила в спину железной клюкой;
Уже рассыпается кровь, что крупа.
Умру — схороните меня без попа.
Чтоб сделаны были по воле моей
Могила просторней и гроб посветлей!
Чтоб гроб до могилы несли на руках,
На трех полотенцах моих в петухах!
Чтоб стал как карета мой гроб именной,
Чтоб музыка шла и гремела за мной!»
1933
В кисее и в белой вате
Спит невеста на кровати.
Спит и видит сон заветный.
Рядом с нею, к славе глух,
Младший брат сидел и веткой
Прогонял с невесты мух.
Он, не видевший науки,
Свято чтит завет отца,
Что летающие мухи
Очень портят цвет лица.
* * *
Вдруг невеста встала бойко,
Села, не умыв чела.
Младший брат оправил койку,
Дева плакать начала.
Причитает: «Ах, не мучьте,
Ах, не делайте надсад,
Потому что очень скучно
Покидать цветущий сад».
Тут она срывает со стены фотографию жениха, опять садится на стул и причитает:
«Ах, да ты злодей и соглядатай,
Кто тебя нашел в лесу,
Умоляю, ах, не сватай
Нашу девичью красу.
Ах, да ты зачем крутился белкой
И нанес красе урон?»
Слезы капают в тарелку
Очередью с двух сторон.
* * *
Вся родня сидит в запое
Вкруг соснового стола.
Мать неслышною стопою
К юной деве подошла.
И ведет, как на картине,
Дочку в горницу она,
И невеста в середине
Всей родней окружена.
Тут отец грохочет басом
Той невесте умной:
«Думно ли идти за Власа?»
Отвечает: «Думно!»
* * *
Поздний вечер брови хмурит.
Лунный свет в окно проник,
И тогда в грозе и в буре
Появляется жених.
Входит каменным надгробьем —
Целой волости краса,
Деревянным и коровьим
Маслом пахнут волоса.
Он качается, как идол,
На раздолье черных волн,
И к нему, страдая видом,
Подбегает женский пол.
И ему несут второе,
Пирогов горит гора.
Все приветствуют героя
И кричат ему: «Ура!»
А невеста снова плачет:
«Ах, не делайте надсад,
Вы не знаете, что значит
Покидать цветущий сад!»
Читать дальше