Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Ей в ответ, от водки бурый,
Сват пятидесяти лет:
«Замолчи скорее, дура.
Никаких садов тут нет.

Ни увядших, ни цветущих,
Прожил век, не видел сам,
Кроме чертом сбитых в кучи
Волчьих ягод по лесам».

Ночь цветет своим моментом,
Всё затихло там и тут,
Только вениками в лентах
Девки улицы метут.

Ночью темной и нездешней
В обстановке мирных зон
Молодой вдове Надежде
Вдруг приснился вещий сон.

Что ж, не знающей нагрузок
И заброшенной в постель,
Снилось гра́жданке Союза
Суверенных областей?

Ей приснились: день осенний,
Клочья дыма и огней,
Что в распахнутые сени
Входят пятеро парней.

На ремнях сидит одежда,
По-армейски стали в ряд.
«Ну, прощай, вдова Надежда,
Будьте счастливы, как прежде», —
Ты и вы ей говорят.

Две гармоники заныли
Про порядок боевой.
Кони черные, шальные
Понеслись по столбовой…

Тут она проснулась. Видит —
Перебежкой за плетень
В праздничном, нарядном виде
Наступал белесый день.

По кустам, по перелогам
Вьется дальняя дорога,
Вьется, крутит, и по пей
Ходят пятеро парней.

Пятеро больших, дородных
Ходят чинно, благородно.
Пять гармоник на плечах,
Как цветы на кирпичах!

Загремела медна мера,
Заревела тетя Вера.
Мы сказали тете Вере:
«Тетя Вера, не реви!»

Избы с выморочной дранью
Видели восход веков.
Впереди всего собранья
Шли отцы призывников.

Сзади матери в обновах
Расцветали и росли,
Перед ними все Смирновы
Лампы «молния» несли.

Сели, возгласу покорны,
Скопом лет, бород, седин,
Шесть ораторов отборных
Выступали, как один.

Им ответил мимолетно,
От волнения устав,
Е. Доронин, шедший в летный
Красной Армии состав.

«Матери, — сказал он, — милые,
Продолжайте славно жить,
Будем мы родному миру
Так работать и служить,

Так поставим наше дело,
Обрубив постромки зла,
Чтоб земля в цветах летела
И садами заросла!»

Через час на перегоне
Знала родина моя,
Что откормленные кони
Мчались в дальние края.

И на площади покатой
Ветер, черный как смола,
Перевертывал плакатов
Красноликие тела.

По дороге ветер вольный, а тропы левей
На пригорке сидит девка молодых кровей.
Оренбургский плат повязан по-девичьему,
Кашемировое платье всё на пуговках.
Косоплетка голубая шириной с ладонь.
Лишь один изъян у девки, что нога боса.

Подходил такой-сякой убогий странничек:
«У тебя, должно быть, краля, не скупы братья́.
Берегут тебя, жалеют, по всему видать.
Попроси ты их еще раз сапоги купить».

Отвечала красна девка на такой вопрос:
«По всему видать, что мастер ты отгадывать.
Кашемировое платье дал мне старший брат,
Оренбургский плат мне выдал младший брат.
Одарили, не жалели, и спасибо им.

Полсапожки обещал мне выдать средний брат.
Старший брат-большак в рыбаках слывет,
А меньшой братенник любит плотничать.
Ну, а средний брат —
Всё парад несет,
Всё парад несет,
Всё ружьем трясет.
Думу-думушку
Про себя таит,
Часто пишет мне:
На часах стоит.
Как от этих от часов
Отодвинут мрак,
В середину циферблата
Вторнут красный флаг.
Он горит великой кровью
Из открытых ран,
И показывают стрелки
Ровно на пять стран.
К тем часам идут подчаски,
Часовые вслед,
И часы, старик, заводят
Один раз в сто лет!
Гири спущены
Во сыру землю́,
Бой от этих часов
По всему миру́».

Плещет лента голубая —
Балтики холодной весть.
Он идет, как подобает,
Весь в патронах, в бомбах весь!

Молодой и новый. Нате!
Так до ленты молодой
Он идет, и на гранате
Гордая его ладонь.

Справа маузер и слева,
И, победу в мир неся,
Пальцев страшная система
Врезалась в железо вся!

Всё готово к нападенью,
К бою насмерть…
И углом
Он вторгается в Литейный,
На Литейном ходит гром.

И развернутою лавой
На отлогих берегах
Потрясенные, как слава,
Ходят молнии в венках!