Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Сидел ворон на дубу,
Поворачивал трубу.
Видит — дома нет в помине,
Горе едет на возах,
Видит — поле всё в полыни:
Это мать прошла в слезах!

Давай споем бывалую,
Без песен умрешь.
Здравствуй, Дон Иванович,
Как ты живешь?

Как ты живешь,
За кем, брат, слывешь,
Сладко ль, Дон Иванович,
Ешь и пьешь?

Дон горит, как свечка,
Эх, время-времена,
Звякают уздечки,
Поют стремена.

Лётом, перелётом
Через поле до горы
Крой пулеметом
До поздней поры.

Вылетели конники
С поля на холмы.
Кто пойдет в покойники —
Вы или мы?

Года растут и умирают в этом
Растянутом березовом краю.
Года идут. Зима сменяет лето
И низвергает молодость мою.

Я стану горьким, как горька рябина,
Я облюбую место у огня.
Разрухою основ гемоглобина
Сойдет лихая старость на меня.

И, молодость, прощай. Тяжелой пылью
Полки ветров сотрут твои следы,
И лирики великие воскрылья
Войдут в добычу ветра и воды.

И горечь трав и серый дым овина
Ворвутся в область сердца. И оно,
Распахнутое на две половины,
Одним ударом будет сметено.

Мы на земле большое счастье ищем,
И, принимая дольную красу,
Я не хочу, друзья, остаться нищим
И лирики немножко запасу.

Я обладаю верным даром
Так направлять веселый стих,
Чтобы не чувствовать ударов
Тщеславных недругов своих.

У них несчастная эстрада
Стоит, как мертвая вода,
А на моей земле Отрада
Не отцветала никогда!

Живи, мой вымысел, и странствуй,
И припадай, как человек,
К берез зеленому пространству,
К обилию счастливых рек.

Так от предгорий на лядины
Меня ведет — к мольбе глуха —
Огненнокрылая ради́на
К высоким помыслам стиха.

Сверху видеть мир, хотя бы с тучи,
Низким бытием не дорожа.
Миллионы видят мир цветущий
С высоты седьмого этажа.

К черту тротуарные овражки,
Бурей разоренные дотла,
Неба клок величиной с фуражку,
Коль земля просторна и светла!

И не в этом, так в столетье в новом,
Через два столетия должны
Проложить пути в долины грома —
От Земли хотя бы до Луны.

Вдаль смотрю, сомнения рассеяв,
Жаль, что не дождусь такого дня…
Я об этом рассказал соседям,
И они не поняли меня.

Объявил я зависти войну.
Полюбил навеки беспечально
Огненно-раздольную страну.

Разве ты не огненная,
разве
О тебе не думают цветы:
Кто такая, красная, как праздник,
В музыке и громе?
Это ты?

Выше туч, раскинутых над морем,
Молодых коней твоих дуга.
Триста тысяч дорогих гармоник
Выбегают утром на луга.

Мало? И тогда под ветром, бьющим
Камни, глину, мелкие леса,
Грудь морей, великих и поющих,
Поднимает к небу голоса.

Мало? И тогда, в чаду туманов,
Никогда не видящие снов,
Не моря уже, а океаны
Потрясают землю до основ.

…Нет отбоя горестям повальным,
Но непоправимая беда,
Если про мое существованье
Ты совсем забудешь.
И тогда

Покачнутся комната и вещи,
И ударит в ближний угол гром,
И меня заденет ворон вещий,
Черный ворон — дьявольским крылом.

Утро. Чашки и стаканы.
Угол острый и тупой.
Утро. Ходят тараканы
Невеселою толпой.

Черные — земле подобны, —
Войско всех запечных стран.
Их ведет большой, недобрый,
Самый старый таракан.

Через пестрые обои,
Через пыль, через золу
Он ведет их к водопою —
К луже грязной на полу.

Будто иначе нельзя им
В доме Гладина Петра.
Напились.
Встает хозяин.
Утро. Семь часов утра.

Он кафтан, пробитый молью,
Надевает, как батист…
Скука.
Тешится подполье
Пеньем двух домашних птиц.

День прошел. Товарищ Гладин
Сел за стол, как за престол,
Постучал, приличья ради,
Указательным перстом.