Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Неважно кто — Иван иль Савва,
Идущие сквозь мрак и чад,
Готовят нам при жизни саван,
О смерти первые кричат.

У них от ложек и до ложа
Всё скрыто пылью городской, —
Ну, на Чайковской, предположим,
Ну, предположим, на Морской.

Они идут путем бедовым,
Чужие россыпи губя,
На свадьбах плачущие вдовы,
Похоронившие себя.

Идут по замкнутому кругу —
От бакалей в народный суд,
«Незабываемому другу»
В карманах ленточки несут.

И, злобу выразить не смея,
Но прибирая злость к рукам,
Они грозят бумажным змеем
Летящим в небе облакам.

Они свистят своим невестам
Совсем не то, что мы поем,
Они доподлинно известны…
Нет, черти, мы еще живем!

Дальний мир, беззвучный и бесслезный,
Там, на немоту обречены,
В беспорядке отступают звезды
Малой и большой величины.
Отступленье — в середине лета,
Отступленье (вложен меч в ножны)
От Земли, имеющей поэтов,
Для которых звезды не нужны!
Звезды рвут связующие нити,
Пропадают в предвечерней мгле.
Я кричу вовсю: «Остановитесь!
Мало ли загибов на земле!»
Сколько их таких? Ну, может, двести,
Съевших по головке белены,
Руку простирающих на песню
Мелким объявлением войны.
Им ли усыплять под хлороформом
Общую земную красоту?..
Если звезды стали ниже нормы,
Можно их поднять на высоту!

Опять над миром сильный ветер
Гнетет убогие сады,
Опять я никого не встретил
У замерзающей воды.

Опять кому-то не потрафил,
Пересолил, перекричал
И у семейных фотографий
Не веселился, а скучал.

И я нашел другое место,
Там, озаряя голый лес,
Луна, что каменное тесто,
Ползет на тонкий край небес.

И там, живой и настоящий,
Я вижу сизую волну
И звезд потухших и горящих
Междоусобную войну.

И я клянусь отрезком суши,
Держащим камни-валуны,
Что вышибу кривую душу
Окрест лежащей тишины,

Чтоб над большим отлогим краем,
Не удивляя никого,
Летели молнии, пылая,
Как в день рожденья своего!

В первоклассных песнях прогремела
Вся моя громадная родня:
Матерщинники и староверы,
Черные от дыма и огня.

Тучи шли на землю. Что им тучи,
Если полтора часа езды
От воды шатучей до падучей,
Синей, неприкаянной звезды!

Так и жили на земле просторной,
Там, где, руки свесив до оград,
Высшая черемуха простерла
От земли до неба белый плат.

Тополя веселые кричали:
«Выше сердца падает роса!»
Длинными, бессонными ночами
Яблони взвивали паруса.

Кровь свистела в жилах — вплоть до гроба,
Проклиная землю и любя,
До ста лет стояли, как сугробы,
Падали, ликуя и скорбя.

И родных легка была утрата.
Я в такую не войду молву.
Я — светлее. Ни в отца, ни в брата.
До полсотни, может, доживу.

Над моей окрайной небо ниже,
День суров, а светлый вечер тих.
Я живу вдали. Когда увижу
Великолепных родичей своих?

Младших братьев — токарей по хлебу,
Незнакомых с горькою молвой,
Дядю, подпирающего небо
Непоклонной головой.

Вот он, древний идол из Олонца,
Красногубый, темный и сырой.
У него в гостях сегодня солнце
Село в красный угол, как герой.

Берег. Лодка. Парус из брезента.
Дом, где могут накормить лещом.
Стол, покрытый «Красною газетой»,
Солнце красное.
Чего ж еще?

Истекают сроки перерыва,
На земле и на воде — страда.
Плещет вдаль, укачивая рыбу,
Легкая, бескрайняя вода.

Ива наклонилась над водою,
И далекой иве говорю:
«За большую песенную долю
Я сегодня мир благодарю».

Не слышно родичей в помине,
Тех, кои были так добры,
Что сели в мох при Катерине,
При Павле вышли на бугры.

Земля не досыта кормила
Великих предков.
Но в ладах
Они прошли садами мира,
Не тронув яблока в садах.

Вожак — и тот, седой от страха,
Вел песню рода впереди,
И борода его, как плаха,
Лежала плотно на груди.