Он — комиссионер незримого товара:
Неведом таковой, но похваляем яро;
Кухмистер Божьих яств; посыльничий Небес;
Левит из христиан: страж, сквозь житейский лес
Ведущий тех, кто слеп; зерно Господней соли;
Гранильщик грубых душ, мятущихся в юдоли;
Бич всякого греха; рыбарь мирских морей;
Тамбурмажор любви; зазывщик в эмпирей;
Трапезник при кресте; столп, зримый издалече —
Из облак и огня; толковник Божьей речи;
Будитель, гонит в сон внушений чьих нажим;
Прибежище своим; посмешище чужим.
Цветиста речь его, но это знак печали:
Глаголать бы Творцу, а твари бы молчали;
Слова его текут легко и без конца —
Лишь повторяет он внушения Творца;
Коль благо он сулит — то слушатели рады,
Напротив, сердится на иеремиады,
Чуть он клеймить начнет недолжные дела —
Достанется ему обильная хула.
Он вынужден пленять ласкательною ложью;
Лицеприятствует, но лишь во славу Божью;
Ученость числит он наивностью ума.
Подобен люд — скоту, однако не весьма,
Люд — все же верует. Он бережет скрижали
Заветов, и следит, чтоб люди прилежали
Сим славным светочам: их пламень всякий миг
Струится в пасть его, в зеницы, на язык;
Он всюду видит ков и мудрствованья книжны:
Мир полон суеты, его красы — облыжны,
Суть дым они и слизь, все, до последних вплоть —
Кто ни творил бы их, а хоть бы и Господь.
Он истово смирен, ему сие не трудно,
Друг друга дух и плоть в нем борют обоюдно,
Питая кротостью и взор его, и глас;
Он в должный час суров, и весел в должный час;
Ему сойдет за храм бедняцкое жилище;
Там проповедь его — возвышенней и чище,
Чем где б то ни было: там горе — на виду,
Там должно врачевать страданья и нужду.
Державоправие не сеет в нем восторга,
Сие — удел князей; молвь рыночного торга
Проходит стороной, — от только должен ждать,
Не поползет ли вдруг хула на благодать;
И, если видит, что правители державы
Забыли Господа и на судах неправы,
Он должен возопить: Изменники-князья!
Не вам, но Господу благопослушен я!
Он словопрений чужд, не поражен злоречьем,
Его на диспуты завлечь от века нечем:
Где спор идет пустой — там он привык молчать;
Он Истину и Мир взыскует повенчать;
Коль ссорятся сии супруги в праздной злобе —
Он держит руки их, свести пытаясь обе
В единство хлипкое: о, пусть произойдет
Любое бедствие, но только не развод!
Владыка ревностный Израилева стада,
Дай нам вкусить плодов божественного сада,
В дни жатвы пастырь твой да услужит добру,
Да укрепит и нас, и лепоту в миру!
Он — верная слега державного затвора;
Творитель вдовьих слез; ремесленник разора;
Профессор ужаса; миссионер ножа;
Законом признанный маэстро грабежа;
Природный собственник пожитков супостата,
Взъем и добор добра свершающий завзято;
Последыш тех, кто шел за Моисеем вслед,
Тельца златого жрец с библейски древних лет;
Во стане — голубок, вне стана — злобный боров;
Арапник мужиков; коса людских просторов.
Пять розог у него растут взамен перстов,
Он дня алчбы алкать по месяцам готов;
В докуку жизнь ему, он всюду ищет риска,
От радости дрожит, поняв, что гибель близко,
Коль он христианин — то лишь по временам,
Он твердо выучил: «Долги остави нам», —
Однако до конца не смог запомнить фразу
И полный «Отче наш» не прочитал ни разу.
Кровопусканье в нем ярит больную дрожь;
Насколько плох король, а может быть — хорош,
Решают кошт и харч; при нем жена прицепом
Плетется с детками и барахлом нелепым;
Коль он отхватит куш — тогда его родня
Для похвальбы пример имеет на три дня,
Еще четыре дня у них довольно пищи;
Коль он побывшится — они немедля нищи,
Но им грозит еще и худшая напасть:
Коль утеряет он в бою стопу иль пясть;
К чему он — без ноги, при костыле к тому же?
Уж как ни плох мертвец — и то калека хуже!
Такие вслед ему пошлют во гроб слова
Гнилые отпрыски, презрители родства.
Почет — не для него: едва ль рубакой смелым
Солдата назовет начальник между делом.
Иным прядильщикам идет кудель наград,
Но даже похвалы не требует солдат;
Из римских воинов кто памяти достойны?
Лишь Сципион ходил в Пунические войны!
Один погибнет зря — другого ждет успех.
Лишь Александр живет из македонян всех!
Шанс выжить в памяти и вычислять не надо:
Один из тысячи, один из мириада.
Из нас любой спешит, по мере сил смирен,
К мгновенью, что грядет мгновеньям всем взамен.
Угнаться можно ли, сии слова читая,
За тем, кто яр в бою, но чья душа — святая?
Однако же душа, озлоблена в миру,
Склониться сможет ли в посмертный час — к добру?
И, сколь ни горестно, однако в том присяга,
Что лишь нежившему на этом свете — благо!