Array Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

Она — висячий гусь на рыночном торгу;
Богиня хмурая, привыкшая в дугу
Сгибать своих жрецов; кость тысячи дворняжек;
Свербительный объект для юношеских ляжек;
Золотоперая купидова стрела;
Тварь, амброй малые справляюща дела,
Большие — розами; всем голубям — голубка.
Она кругом вольна, однако нет поступка.
Что был бы в радость ей, — но, впрочем неплоха
Забава брачная — браковка жениха.
На карнавале ей во вред идет прикраса:
Жених-то, чай, смекнет, что слаще перьев мясо,
Веснушки — золото, иль оных просто нет,
Не дарит ей морщин премена зим и лет;
Коль прибывает сват — ему важны в невесте
Не контуры лица, а контуры поместий,
Чем толще кошелек, тем девственность полней:
Кто не постиг сего, не грезит пусть о ней.
Парисам нынешним — в ней образ Афродиты:
Плачь, Гера бедная! Паллада, ставки биты!
В ее глазах горит схидамский можжевел,
Кто глянул в них на миг — уже осоловел;
Украшен герб ее короной беспокойной —
Объелась, бедная, и ждет утехи дойной;

Венец над сим гербом — солидная мошна,
Которую круглит удачный сбор зерна, —
Легко уразуметь из дивной сей виньетки,
Насколь у девушки благорассудны предки,
Не родословное здесь древо — целый сад:
От Евы — род ее, поспоришь с сим навряд;
Как подпись не узнать, и личную печатку?
Не нравится рука — целуй через перчатку.
Жених желанен ей, но он сродни врагу:
Возьмет невесту он, но также и деньгу!
«Нет» — просьба подождать, а «да» — звучит отказом.
Какую хитрость здесь мужской измыслит разум?
Звонок ее дверей взывает: караул!
Не дергайте меня! Порог себя прогнул,
Крича: я подломлюсь! Ступеньки кажут норов,
Пытаясь удержать ретивых ухажеров;
Ей воздают хвалы как солнцу, как луне,
Но каждый думает: «Ужо достанься мне».

Он — буйвол на кольце; заменщик палача;
Звон от пощечины, отвешенной сплеча;
Дедила с бородой; неведатель приличий;
Двукратный гробокрад; сверло мошны мужичьей;
Врач в смысле том, что враль, а можно в том, что враг;
Мост, что проваливать назначен бедолаг,
Бредущих по нему, и в том — его отрада;
Коса погибели; метла честного града;
Убийца, чья рука разит наверняка:
Раздатчик милостынь пустого кошелька.
Концы своих усов он обратил в затычки
Для собственных ушей — чтоб не нажить привычки
Внимать излишнему, — и, сей наметив путь,
Уроков лейденских не перебрал отнюдь;
Мир тесен для него: судя по всем приметам,
Посредничает он меж тем и этим светом, —
Воздать бы похвалу занятию сему,
Коль не влекло б оно во гробовую тьму;
Нет проку от лекарств — есть польза от моренья:
С могильщика процент он взыщет без зазренья.
Он примется лечить, лишь замаячит мзда,
Но размышлять при том не даст себе труда:
Зубная, скажем, боль — одна из худших казней —
Проходит тем верней, чем средства несуразней,
Он не копается в премудром естестве —
Что щупать, что смотреть, коль пусто в голове?
Названья поменять — глядишь, случится чудо.
Он подает всегда одно и то же блюдо.
Но позаботится, чтоб новым был сосуд:
Среди святых и то — новейших выше чтут.
Капризы тоже впрок: для них стократ охотней
Врач обратит стопы к просторной подворотне
У дома Роскоши: его расчет таков:
Там кукла хворая средь злата и шелков
Лежит, закутана в заморские уборы.
— Здоровы ль, Госпожа? — Нет сил на разговоры.
— Кружится голова? — Вращается весь дом!
— Не мучит ли мигрень? — Терплю с большим трудом!
— Желудок варит ли? — Ах, право, в нем ли дело!
— Как с нижней стороны? — Уж я забыть успела,
Что было и когда! — А есть ли боль внутри?
— Все время, и урчит с зари и до зари!..
— Ну-с, выслушаем пульс. Не должно падать духом:
Фестинит несколько. Болезнь вселилась в брюхум!
Ректальный газ в кишках расширился весьма,
Творит перикулюм витальности ума —
Вот радикс жалоб всем! Кишок покинув дебри,
Газ поднимается, чиня ущерб церебре,
Вертиго там царит хорибильное, — эст
Хворь должно истребить, и пер один присест!
Симптомы налицо, де-факто и де-визу.
Исчезнет кауза, коль газы снидут книзу:
Вернется статус кво! Мужайтесь, госпожа,
Я уврачую вас, все силы приложа.
Здоровью вашему не должно жить убытком!
Смирите, право, дрожь пред горьким сим напитком!
Но — пейте мой декокт, а более — ничей!
Адверсны снадобья у всех иных врачей!
Я буду девять дней ваш верный провожатый,
И льщу себя от вас услышать на десятый:
Здоровье! Ты со мной! Вернулся аппетит!
О прежней хворости мне мысль сама претит!..
Пофрыштыкает впрямь в десятый день больная,
Болезни липовой с минуты сей не зная.
Вам, горожане, сим примером дан укор:
В деревне бы сидеть тому, кто вправду хвор,
И лучше лекарь пусть вас лечит сельский, скромный,
Чем оный эскулап с латынью зуболомной.
Мне говорят, мол, так назначено в судьбе:
Тот спотыкается, кто учится ходьбе,
Тот заикается, кто говорит — и стекол
Стекольщик никогда ужели не раскокал?
Нет! Буду уважать скорее палача,
Что рубит яблоки, суть ремесла уча,
Что изрубить в щепу немало должен чучел,
Удар излишний чтоб казнимого не мучил,
И не был смертный миг сверх меры омрачен:
Бог милостив к тому, кто вправду обречен!