Array Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

Коль жизнь игрой оказалась —
Была тяжела игра.
Когда приходит усталость,
Это значит, что спать пора.

Сон — попросту дань природе,
Вечность — серьезный предмет.
А я был рабом мелодий,
До которых вам дела нет.

Я знал: строка ли, напев ли —
Все спрячу в себе — в аду.
Найти ли защиту дешевле
От тех, чьих мнений не жду?

К вискам полночное чудо
Прильнет луною и льном:
Ничто не властно, покуда
Ты в жертвы назначен сном.

Но время скроет, утишит
Звучание слов и от;
До тех, кто все-таки слышит,
Едва ли шепот дойдет.

Значенья речь изменила,
Бумага — в пятнах огня.
Пусть пожелтели чернила,
Но они спасали меня.

Хранитесь там, в эликсире —
Крик, поцелуй, звезда:
Что мог, то сберег я в мире
Отныне и навсегда.

Игра навеки разбита,
Но волною бегущих лет
Золото будет отмыто.
До прочего — дела нет.

Мы роем воздух, чтоб в него вселиться,
В могилу, — взяв с собой детей и жен.
Нам должно рыть, плясать и веселиться:
Пиликай, скрипка! Труд не завершен!

Смычку повелевает дисциплина
Скоблить кишки, и песнь играть одну —
О смерти, это — мастер из Берлина,
Туман, ползущий из страны в страну.

И кровяной, вечернею порою,
Когда уста разжать всего трудней,
Я дом для всех в пластах воздушных рою:
Просторней гроба, гибели тесней.

Он и поэт, и цезарь стай гадючьих.
Как в косы Гретхен, солнце в Рейн зашло.
Просторна яма, вырытая в тучах:
Берлинский мастер знает ремесло.

Отъезжаем ли? Подъезжаем?
Вправду ль ты нас везешь, вагон?
Слишком многим мы угрожаем,
Оттого так велик перегон.

Между миром нижним и вышним
Настает перемена судьбы.
Но и в небе не будет лишним
Вдоль дороги считать столбы.

Хлыст в руке — не больно-то тяжко.
Так что в путь, вперед и смелей!
Заночует моя упряжка
Посреди открытых полей.

Хорошо отдохнуть от дороги,
От тяжелой дремы былой:
Там, откуда уносим ноги,
Нам всегда грозили метлой.

То ли смерти опять услужаем,
То ли брюхо урчит вдогон?
Отъезжаем ли, подъезжаем?
Вправду ль ты везешь нас, вагон?

Кто знает, доживем ли до ночлега?
Но все-таки узнать хотел бы я,
Неужто это Небо в хлопьях снега
На нас швыряет стаи воронья?

Их отчего-то нынче слишком много, —
Посмотришь вверх и дрогнешь, ибо там,
Как ни петляет по земле дорога,
Они — всегда, упрямо, по пятам.

А кто из нас устанет, занедужит
И, легши навзничь, глянет в облака,
Увидит лишь одно — как стая кружит,
Хотя и не снижается пока.

Да, мы грозим, но не даем отпора —
Вцепляясь в воздух, где густеет мгла;
И Смерть, как ворон, нас настигнет скоро
Прикосновеньем черного крыла.

Охранников окутывает дрема.
Облит луною властелин парома.
Роса и слезы — вот и все, увы:
Мы сами для себя копаем рвы.
Уже готов приют последний наш,
Одежду отбирает мрачный страж.
Луна-Харон раскидывает сети:
Не пропадать же душам в мутной Лете;
Качает лодку мертвая волна,
И в Южном Буге нам не встать со дна.

Дотянем до цели — едва ли.
Ватага заране мертва.
Беда в снеговом покрывале
В обмерзшие входит хлева.

Дома деревеньки продажной,
Как елки, одеты огнем.
В харчевне, в раю ли — не важно,
Подохнем, зато отдохнем.

Сжигаем амбары и хаты —
Хозяин последний пришел.
На мельницах смерти богатый
Готов урожай на размол.

Допетая песня — отрада,
Покой, обретенный навек.
Ватаге победы не надо:
Пусть падает гибельный снег.

Ветры в воздухе вздыбили
Листолет, листопад.
Кто из рыцарей гибели
Вернется назад?

Есть ли время блаженнее —
Листобой, листоверть:
Эти пляски осенние —
Трепак или смерть?

Краски радугой взвеяли
Листохруст, листопляс;
Самогон не пьянее ли
Прекрасных глаз?