Сергей Сорока - Стихи

Осенняя грусть бестолкова
печальною сутью своей,
что листья теряют обнову,
что ей не поёт соловей
весёлые песни о лете
с весенним теплом, тишины
закатов, весенних рассветов.
Разгульность цветастой волны
в лугах неуёмности с синью
на небе, с певучестью гроз
и плавности радостных ливней,
принесших обилие грёз
под всполохи молний в изгибах
бушующих летних страстей,
которыми был я настигнут
врасплох на просторах степей.

Ну, вот! и стал я чемпионом —
попал «В десятку» точно я,
хотелось быть мне агрономом —
манила матушка-земля.
Мне нравились колосья хлеба
на поле чистом без границ.
Переманило всё же небо,
я не выращивал пшениц.
Росли стихи, порой – романы
вдруг возникали из пустот.
Стелились синие туманы,
звенел печальный небосвод.
Гремели грозы, с ними ливни
обрушивались на простор
с изгибами осенних линий
вступал я в странный разговор
с осенней прихотью предзимней,
грустил о Родине своей.
Не знают там, что чемпионом
я стал, конечно, повезло.
Живу тут по иным законам,
но на Душе моей светло.

Надену лучше я сутану
да заберусь в кафе с женой.
«Поэтом года»… Нет, не стану,
да потому что не блатной,
не член Союза, извините,
и в партии не состою.
Солнце катится в зените,
я с жаворонком песнь пою.

Весна – весёлое раздолье,
иду по полю тишины.
Своею я доволен ролью,
признанием моей жены —
во мне Поэта. – Это ж счастье,
что выше всяческих похвал —
увидеть взор её участья,
что значит, – я не зря писал.

Идут по дням одни тревоги.
Да! будь спокоен! Ты ж – Поэт!
Пройдя суровые дороги,
пока живёшь ты – смерти нет. [2]
И после смерти неизбежной —
в своих ты будешь жить стихах
и всё такой же безмятежный,
увязший в горе и грехах.
Весна на улице и слякоть,
и одуванчики цветут.
Не хочется и окнам плакать.
Тропинки вдаль меня зовут.
Пройдусь по полю неудачи
и пригляжу за стадом лет.
Не может, видимо, иначе
до безрассудства, вдрызг Поэт
не пьющий водку без наливки,
поющий о судьбе своей.
Снимая с простокваши сливки.
Слетает колесо с осей
и катится в пространство смеха
над строками пустых хлопот. —
Безнравственности новой веха —
судьбы желанный поворот
не мною пройден безуспешно.
Назад возврата в долю нет.
Как начиналось всё потешно —
мерцал в конце тоннеля свет.
Топтались мы на месте липком —
в болотной жиже в зоне дней.
Все рассуждали однотипно
по наущению вождей.
Да и теперь в стране не лучше,
дурачат подлости вожди.
И выборы, увы, не случай,
а выстроили так они.

Ой, ты песенное счастье!
Ох, ты песенная грусть, —
до людей как достучаться?
До тебя, родная Русь?

В неизвестности купаясь,
понимая, не спешу.
В безнадёжности копаясь,
я безделье нахожу.

Расставляю запятые,
точки ставлю не в конце.
Вы, конечно, занятые,
и с ухмылкой на лице.

Понимаете строптивость
незатейливой строки.
Извините за учтивость,
за взведённые курки.

Устаканится, быть может,
встрепенётся, может, Русь?
Я тропинкой осторожно
в ту деревню возвращусь.

У парадного подъезда
встречу, знаю, тишину,
и открою дверь, изведав
широчайшую тоску.

Не по детству, а по школе —
заколоченной давно.
В ней Пегас мой на приколе
в неяпонском кимоно.

Ты не понял, сонатина
прозвучала, зарядить,
посмотри, висит картина —
ненатянутая нить
режет дикое пространство,
ровно где-то пополам.
Незнакомое тиранство,
независимый в нём Храм
смотрит весело на поле,
окружённый тишиной.
Оказался я на воле,
по тропиночке степной
ухожу в иные дали,
где лежат солдаты войн —
раздаю я им медали,
отгоняю злых ворон.
Всем, сложившим жизнь солдатам
за Россиюшку свою
восстанавливаю даты
гибели, и гимн пою…

Надоели ожиданья
и скаканье впереди.
Я опять услышал ржанье.
Раны мне не береди.
Отогретые деревья
зеленеют на ветру,
а мы прячемся за дверью
рано, рано поутру.

Не позавтракав, стремимся
убежать на «стрелку», где,
словно пасынки, резвимся,
будто на иной звезде.
Познаём приёмы чести
при игре на новый лад.
Никакой не знали мести,
каждый каждому был рад!