Борис Орлов - Холодная война – глубины океана…

С облаков спускаются зарницы,
А в полях поют перепела.
И светлеют заспанные лица —
Наши души чище, чем тела.

Друг мой! Небесный мой брат!
Где же ты? Шелест берез.
Холмик. Кладбищенский сад.
Игрище птиц и стрекоз.

Майская синяя высь.
Белой черемухи ветвь.
Я тебя младше на жизнь.
Ты меня старше на смерть.

У крыльца листвы опавшей ворох,
В огороде сухо, но тепло.
На тумане, словно на рессорах,
Вдоль реки качается село.

В синей дымке исчезают стены,
В мокрых окнах гаснет сонный свет.
В зиму уплываем постепенно,
Вьется листопад, как желтый след.

Звезды хороводят над рекою,
Словно первый поднебесный снег.
Время размышлений и покоя.
Тихий вечер. Мудрый человек.

Живут, чтобы выжить, тихо, без затей —
Им дела нет до нынешних вождей.
В полях – осот, бурьян да Иван-чай.
Открой ворота и беду встречай.
Давно не видно сена на возах,
Везде кусты и сорные растенья.
Живетьево живет на небесах,
А рядом с ним – соседние селенья.
На кладбище – у всех кресты в ногах! —
Друзья отца и матери подруги.
И ползают в некошеных лугах
По узким тропкам серые гадюки.
Зайчат в деревне встретишь – не ягнят,
Вокруг домов – осины да березы.
Не косы, а кузнечики звенят,
И бабочки порхают, и стрекозы.
Висят замки – не дети! – на дверях,
И смерть приходит чаще, чем невеста.
Стоит Россия, как на якорях —
На кладбищах, ее не сдвинуть с места.

Не пробьется даже робкий лучик,
Кажется – по всей земле метет.
Снежная простуженная туча,
Как налим, плывет на икромет.

Над седою церковью, над полем
И над лесом – таинство снегов.
День, лишенный Солнца, против воли
Вышел из декабрьских берегов.

Потемнело, словно в преисподней,
Прячется в снегу следов пунктир.
Становлюсь свидетелем сегодня
Тех минут, когда рождался мир

Не ливень, не северный ветер,
Не ворон, не злое зверье,
А голубь с оливковой ветвью —
Прозревшее сердце мое.

Являются светлые лица,
Забыты и злость, и раздор.
И сердце – библейская птица —
Вьет в праздничном храме гнездо.

Еще кадит последняя надежда,
И прошлое не надо ворошить.
Но возраст мой такой, когда одежда
Меня спокойно может пережить.

Не завершил свое земное дело —
Свою судьбу не до конца постиг.
Одежды хватит на больное тело,
А для души куплю немного книг.

И воином бывал, и миротворцем…
Сгорело сердце угольком в груди.
А свечку пред Николой Чудотворцем
Поставлю за грядущие пути.

Луна и солнце, как на коромысле,
Качаются над сумрачным прудом.
Листва бежит по ветру, будто мысли
О чем-то невозвратном и родном.

В резьбе настенной, в надписи наскальной
Мир отразился, словно в родниках.
О чем-то не свершившемся и дальнем
Душа грустит, скитаясь в облаках.

Впряжется конь-мороз
В оглобли поутру —
Скрипит обоз берез
На выстывшем ветру.

Огнист рассвет-петух,
Мелькнувший из-за туч.
– Здоров ли русский дух?
– Здоров… Да спать могуч!

Проснись, мой русый брат,
На масленицу в срок.
Березы к нам спешат —
Обозы вдоль дорог.

Утренний луч обогреет подушку,
В дряхлой сторожке проснусь.
И над рекою услышав кукушку,
Ей улыбнусь.

Запах цветов, земляники и дыма.
Лодка. Морщинистый плес.
Солнышком скатится юность незримо
В рощу берез.

Два шага до спящей воды.
Стрекозы летают мористей.
И, словно кальмары, плоды
Шиповника в зелени листьев.

Беспамятством варварских лет
Я сам себе чужд и несносен.
Колеблется солнечный свет
В медузах реликтовых сосен.

Кто я? Пилигрим? Новосел?
Взираю на мир из-под кепки.
На крышах затопленных сел
Рассыпаны чайки, как щепки.

Лес рубят… Сосна – не тотем.
В нас рыбы и ящеры дремлют.
Но мы из воды не за тем
Пришли, чтоб затапливать землю.

Паломники идут за рядом ряд,
И радостно щебечут птицы в кронах.
А солнечные лучики горят
Торжественно на поднятых иконах.