Розоватая ткань облаков
В невесомых расщелинах неба —
Это грузные гроздья Богов,
Не дающих ни зрелищ, ни хлеба.
Как бродяга, развенчан Олимп
И назначен вулканом на Марсе,
И, как вялый и томный полип,
Отживает своё, как ни майся…
Отмежёваны сказки зазря
Перезревших богинь и героев,
И прохладное небо, коря,
Не кивнёт нам своей головою.
Мы одни, как и были, во все
Разлинованные разнолетья,
И какие–то давние «не»
Добавляют себе междометья.
И дорвавшись до наших страстей,
Наполняется небо горстями,
И ложится в пустую постель
Этот мир, оставляемый нами.
И воркует под сводом, томясь,
Голубица о канувшем лете,
И скользит, как волшебная вязь,
Пестрота непутёвых столетий.
В щенячьем восторге
От пьяного воздуха,
От просто весёлой
Границы холмов
Мы время на торге
Воруем без роздыха
И с радостью голой
Смакуем свой кров.
За смутными силами
Выцветших праздников,
За серыми складками
Наших невзгод
Какими мы милыми
Стали, проказники,
Смешными закладками
В книгах природ.
Прочь, грузные прения
С грозными масками,
Невнятный разбег
Всевозможной тоски…
От сладкого трения
Кисточки с красками
На сочный побег
Нахлобучь лепестки!
От мельниц ветряных
Пропеллером взмывая
Беспечных и иных
Оскалистых ветров,
Хмельные кубки нам
Свободой наполняя,
В них подсыпает сны
Сервантес–суеслов.
Кольчугою моей
Не уберечь от смерти
Ни страстности огня,
Ни алчности побед,
Постылый суховей
Житейской круговерти
Не высушит меня
В моём рассвете лет.
Размеренным в моём
Немеренном скитаньи
Лишь будет стук копыт
Да отблески костра,
Поношенным копьём
Срывая одеянье,
Зовущееся быт,
Вновь станет жизнь остра.
Кочующих племён
Издёрганный наследник,
Растративший свою
Ознобшую изнань,
Я средь больных времён
Уверовал не в бредни,
А в вечную струю,
Стирающую грань.
И шлем свой очертя,
Без хладного расчета
Ищу я одного —
Источник тот добра,
Который, говорят,
Избавит мир от чёрта,
Я б капельку его
Хоть горстью б подобрал.
Пусть мельницы дрожат,
Исчадие драконье,
Я вырву в крыльях их
Последнее перо,
Какой же аромат
Имеет беззаконье,
Когда законов смрад
Не знает естество.
В седло манит меня
Душа моя испанца
Из тёмных крепостей,
Где несвободы сонь,
Седлай скорей коня,
Мой верный Санчо Панса,
На волю поскорей
Неси меня, мой конь.
Манит в седло меня
Душа моя — калека,
По разным пустякам,
На разных берегах,
Пусть конь, во тьму неся
Безмерность человека,
Развеет по бокам
Его безмерный страх.
Календарь — гильотина весны
«Прошлое — родина души
«человека».
Генрих Гейне
Чуть остывши, забыто, отпето,
Календарь — гильотина весны,
И какое–то вечное вето
Проникает и селится в сны.
Ни следа, ни отметин — отжито,
Не воспрянет, не станется вновь,
И рекою забвенья омыто
Всё, что было: восторг и любовь.
Где–то там в разветвленьях корений,
Дней, времён или даже эпох
Поселился мой маленький гений,
Мой родной и улыбчивый Бог!
«На самых высоких вершинах
«ничего не растет».
Юл Бриннер
Высокие вершины
Безжизненно пусты.
Разумные причины,
Как правило, просты.
А линия изгиба,
Как правило, нежна,
А ледяная глыба —
«Титанику» — хана.
Так мы сидим на кухне
И знаем обо всём.
Когда кто где–то ухнет,
Посуду сполоснём.
«Господь Бог живет в деталях».
Аби Варбург
Протекая во всех направленьях,
Растворяясь во всех эликсирах,
Застывает и теплится время,
Опресняясь в глубинах эфира.
В мелочах и неспешных деталях,
В столкновеньях былинок и пыли
Мы с тобою вдвоём проживали
Всё, что раньше с тобой не прожили.
В сочетаньи с росинкой, с травою
И пустынным размахом вселенных
Проживает Господь. Я с тобою.
Ну, а также весь мир современный.
Как в созвездьи искомом
Мир нам кажется домом,
Я «Британники» томом
Отворяю строку.
Читать дальше