Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

* * *

Как скоро пеленают времена
Окрестности в надуманные роли,
Гнездятся в них чесоточные тролли,
Костыльные гортаня письмена.
Им побоку, как я на редкой воле
Смакую свой домашний алфавит
И тихо отживаю без молитв
Блужданье дрём, отчаянья, застолья
Да игры в перезрелых медвежат.
Самодовольство, головные боли,
Долгов и дней бессчётные мозоли —
Есть верный признак ниспаданья в ад.
А знаешь ли, как я хочу домой?!
Туда, где воздух разрежён и светел,
Где колкий и окостенелый ветер
Не причиняет боли. И рукой
Где ты мою в кармане греешь руку.
Мы бродим по немому переулку,
И свитер мой весь плюшевый такой.
Или где ты, на стул забравшись с книжкой,
Зовёшь меня загадочным мальчишкой,
Хотя я увалень ещё какой!
Где эта святость горьких телеграмм,
Какой же демон между нами стрясся?
Как тот монах, запутавшийся в рясе,
Я нос расквасил перед входом в храм.

19.09.93
* * *

На балконе вон всякая всячина
В угол свалена. А ветчина,
В холодильнике та что заначена,
Так шагренево обречена.
Я бы рвал свою дохлую задницу,
Кабы не было больно при том,
Иль зачислился душепродавцем,
Раз уж вовсе не годен в притон.
Коли тень моя грузная высится
Мне в насмешку, в никчемье, в укор,
Я бы вырос из собственных виселиц,
Кабы знал, как устроен топор.
Но с вуалию в мелкую дырочку
Я по насморку сон устраню,
И, как кошечка мочит опилочки,
Стану властно соплить в простыню.
И чем ближе к утру, тем натужнее
Моя сущность изыдет на пот.
Так является во всеоружии
Полугодье сквознячных хлопот.
Я не быдло, а так, переношенный,
Перезрелый бунтарь на осле.
От меня небеса не взъерошены
В идиотской своей глубизне.
Что ж, возрадуйтесь, суки–каналии,
Черти–молодцы знойных кулис.
Мятой картою шницель Австралии
Над простуженной кухней завис.

19.10.93

* * *

Известен страх вместимостью минут —
Буксуют стрелки…
Меня опять, наверное, убьют
Не в перестрелке.

А расчесав гребёнкою мишень,
Побреют чисто.
И поскользит по клавишам из шей
Кисть пианиста.

А полировка неба неспроста
Истёрлась вроде —
Там где–то бродит пришлая звезда,
Свербя в утробе.

И обувает наши черепа
Мешок набата…
А между окон звёздная тропа
Сверкнёт крылато.

1991
* * *

Вкус землицы — непраздная ноша
В тёртых чревах, вкушаюших травы.
В их числе и последняя лошадь —
Грозный вестник весёлой расправы.
Ну, а город, искомый святоша,
Вмиг насытил бисквитом растенья,
И в гористых санях запорошен,
Изменил своему назначенью.
Я же болен. Мне снятся калоши,
Скрип сирени, ночные облавы;
Словно снова я самый хороший,
Будто б ты меня поцеловала…

1991

Я НЕ ВСТРЕЧАЛ СЕБЯ, ДАВНО УЖ НЕ ВСТРЕЧАЛ…

* * *

Я покоряюсь тихо
Скандальному стремленью
К робеющему утру,
К несмелому побегу,
И время многолико,
Как трапеза движенья,
И я не стану мудрым
Ни в альфу, ни в омегу…

Я покоряюсь, видно,
Природе непомерной,
Брюзгливой, но незлобной,
Игривой, но не терпкой.
Мне вовсе не обидно,
Что всё сказалось верно,
И нет больше загробной,
И мир не машет веткой.

По мелочи распавшись,
Примерив расстоянья,
Запивши без стакана,
Занюхавши привычным,
Не чтя природу старшей,
Скрутить бы в рог бараний,
И то не будет странным,
Смешным и неприличным.

* * *

Синхронная стая
На небе простывшем
Ушла, улетая
В полёте неслышном.
И голую палок
Обрезавши ломкость,
Ледок обуяло
Покусывал локоть.
Растянутым в вечность
И прибранным в малость
Казался мне путь мой
Среди постоянства,
И снова мечталось,
И снова игралось,
Как в выцветшем детстве,
Замылившем сладость…

Кручиня поспешно
И грезя с придыхом
О славных мирах
И нарезанном хлебе,
Мы точно взошли
На престол…
Только выход
Не в хлебе, не в думах,
Не в свете, не в теле.
А выход в неспешном
Заряде возврата
Туда, где нарочно
Задёрнуты шторы,
Туда, где мы вместе
Молчали когда–то,
А души вели
Вместо нас разговоры.

* * *

Эклера нутро, крем горами — верхами,
Электро–задёрнутый символ буржуя.
Мне нужно давно по делам, между нами,
Но я всё сижу и мечтаю, рисуя…