Андрей Моисеев - Молоды, как пыль

Сестренка вторая шумела —
Спалось очень плохо сейчас.
Ей сказку прочли неумело,
Затем повторили рассказ.

Когда же Снежана затихла,
Мы сели вдвоем на диван.
Мальвина вздохнула охрипло,
Со мной диалог завела.

Она вспоминала порою
Больницу, в которой пробыл
Отец с пораженной ногою,
А после – без этой ноги.

Поведала страшную тайну,
Что помнила все до конца;
И мимо напрасных стараний
Запомнила муки отца.

Момента она не забыла,
Когда брала кровь медсестра:
Чернее темнейшего дыма
По трубке струилась она.

А после по-детски ругалась,
Ведь знала лишь несколько фраз.
Закончив, спешила в начало,
Ругательств немало сказав.

Я вторил сестре постоянно,
Хотя и не видел того,
Но свежие острые раны
Кричать вынуждали о том.

Мы глупой за то обозвали,
Ведь знали – она не права.
Она виновата в провале;
Ошибка таким не дана!

А даже не знали в чем дело,
Болезни не знали самой.
Но слишком уж нам наболело,
Чтоб просто сидеть за игрой.

Стемнело и стихло в округе.
Беседа совсем полегла.
И наш диалог, очень скуден,
Пошел на другие дела.

Услышали крики из комнат —
Родители буйно грустят,
Беседы оттенком холодным
Вдове отсылали друзья.

К полуночи речи скрипели
Объемом неведомых фраз,
Которым не ведали цели;
Обида прошла мимо нас.

Чуть позже другая картина:
На смену приходят смешки.
И бывшая прежде обида
С агрессией вдаль отошли.

Проснулось дурное веселье,
Которого быть не должно;
Поднято практически всеми,
Расплавило тяжкий ожог.

Снежана ревела тихонько,
Пытаясь мамулю привлечь,
Но звук растворялся невольно
О чью-то несносную речь.

Другие частенько ходили,
Ругали безвинных детей:
Мы плохо с Мальвиной следили
За младшей сестренкой своей.

Но нам не дано преисполнить
Заветный родительский долг.
Старались усердно – бесспорно,
Но детский скандал не умолк.

Хотели увидеть Светлану —
Зазря мы подумали так.
Она загулялась и рано
Уснула, причем до утра.

Там, где и сидела, в одежде.
Замучена горем вдова,
Поэтому берег безбрежный
Узрела, заснув у стола.

К Снежане вконец подоспели,
Хоть поздно, но все же пришли.
И быстро в своей колыбели
Увидела сказки свои.

Столы за собою прибрали,
Хозяйку раздели слегка.
Порядок устроили в зале,
И все разошлись по домам.

И не было будто печали,
Вокруг разрослась тишина.
Немногие вспомнят случайно,
А кто же запомнит в веках?

От осени шел первый месяц
И ужас на жизнь наводил:
Суровый, хотя бестелесный,
Окутавшись в видимый мир,

Ударил стеною холодной,
Накрыл беспросветным дождем.
Хватил он своей непогодой,
Весь город отдав в водоем.

Улыбки на лицах стирались
При виде испорченных вод.
Хотя, по всем нормам морали,
Такого и быть не могло.

Как будто не знали доселе,
Что осенью небо серо,
Ведь каждое лето на деле
Не видно серьезных работ.

Когда же подтопит немного,
Машины поставив в тупик,
Размыв под собою дорогу,
Разбив для проезда пути,

Тогда мы услышим начальство —
Доходчивый строгий приказ.
И станут, порою ночами,
Откачивать воду для нас.

Так папа ругался невольно
О том же, причем каждый год.
И мэр, с его речью-мозолью,
Быть правым никак здесь не мог.

Я так же учился ругаться,
Набравшись от папы речей;
Услышал немало оваций
От глупых дворовых детей.

С Мальвиной мы часто решали
Вопросы незнаемых тем,
Которых не ведали сами,
Услышав случайно в семье.

Охотно дороги судили,
Уж мы-то могли починить!
Гордились речами своими,
Ведь в десять – уже силачи.

Сегодня решили до поля
С утра прогуляться втроем.
Мальвина хотела с собою
Подругу позвать этим днем.

Я видел девчонку когда-то,
Малышкой невинной тогда,
Застенчивой и аккуратной,
С улыбкой шкотного кота.

Однако с годами менялись
Знакомые лица людей:
Сегодня пошла вместе с нами
Красивая дева скорей.