Аркадий Застырец - Глубинная почта

И чтобы мама не болела,
И чтобы папа – в Небесах…
А то на что дано нам тело,
Душе внушающее страх?

И вся затея, вся природа?
Зачем так трудно сведены
Частицы в атом водорода,
Часы в годину старины?

Что станет ужасу затвором
И смыслу нижнею плитой,
Когда не Бог за разговором
И не твердыня под пятой?

Девчонок выносят со сцены,
А Леннон поёт и поёт.
На сцене же обыкновенный
В утробе столетия год,

Какой-нибудь, скажем, четвёртый,
Лет двадцать, как нету войны,
И воздух, зловонием спёртый,
Снесло в океан тишины.

Девчонок выносят со сцены,
И падают туфельки с ног
Мадрида, Парижа и Вены
В кочующий Лондонский смог,

Орут и визжат не от боли,
И слёзы текут по щекам
По собственной влюбчивой воле
И прочим таким пустякам…

Ни Сталина нет, ни нацистов,
Европа взошла из трущоб;
По-клоунски как-то неистов,
Не так уж и страшен Хрущёв.

Всё больше летит легковушек
По бархатным лентам шоссе,
Всё чаще красивых старушек
На взлётной видать полосе.

Грядут и грядут перемены,
Бикини, болонья вразлёт…
Девчонок выносят со сцены,
А Леннон поёт и поёт.

Предчувствие снега и ночи другiя ,
Дрожащая влага на чёрных ветвях…
Под утро зубами в плечо – невралгия.
Спасибо, не в сердце. Добро, хоть не в пах.

Предчувствием снега до ласковой дрожи,
До смертного страха в слабеющий стон
Сегодня, как пить дать, любой изнеможен
И за руку в варежке ватной сведён.

Предчувствию снега, которым состарен
До грязно-серебряной всяк седины,
Я даже наверно во сне благодарен
За лету конец и забвенье весны…

За холод сухой и разборчивый иней,
За изморозь в каждом изгибе листа,
За свет ослепительно краткий и линий
Железную твёрдость на вые моста.

За всё, что стремительно, всё, что преложно,
Сводимо, вращаясь, до тоненьких йот,
За всё, что вчера ещё было возможно,
И вот – неизбежно, и ясно вот-вот.

Мне нравится вид из окна —
Под снегом плетёные ветки,
И улица утром видна,
Как птица в нечищеной клетке.

Огонь заявила зима,
Собака согрелась – не лает,
И каждый охотник желает
В чужие проникнуть дома.

И кто не охотник вперять
За стёкла нескромные взоры?
Не все ли мы робкие воры?
Всё тащим, не в силах понять…

Иметь бы, вживить бы под дых
Без платы, без спросу и права!
Пускай нам и воздух – отрава,
И снег-то – смертелен и тих.

Вся наша страна – сторона,
Где брызги – поминки прибою…
И ладно! Пока я с тобою,
Мне нравится вид из окна.

Воды небесной тихие осколки
В окне моей бессонницы кружат,
А за окном торжественные ёлки,
Раскачиваясь, воздух сторожат.

Зима идёт, и днём уже не тают
Земля в ногах и в градуснике нуль.
И всё быстрей недели свет листают,
И веры нет в какой-нибудь июль…

И веры нет. Хотя наверняка
Известно мне, что лето существует,
И пусть надолго – временно, пока,
Не навсегда безмолвно торжествует

Ближайший космос выевшая тьма,
И сказка-смерть кончается началом,
И величины, спрятанные в малом,
Не паче познающего ума.

Зима идёт, отбеливая путь,
Прямой, кривой – не надобно иного.
И кажется, что мне уж не уснуть
Отныне и – до Рождества Христова.

Иногда, пробудившись, откроешь:
За стеклом леденеет крыло,
И, снижаясь, ты мысленно строишь
Всё, что будет ещё и прошло.

Между тем, переводят пилоты
На ручное несмелый рассвет.
Не впервой им во тьме повороты,
Где ни звёздочки, в сущности, нет.

Если спросишь их, – «Это нетрудно! —
Уверяют они невпопад. —
Над Атлантикой небо безлюдно
Да и брызги в лицо не летят…»

Объявлений заученной мессой
С нами за полночь явь говорит,