Аркадий Застырец - Глубинная почта

Во вторник вновь похолодало
Промчался ветер, хлынул дождь —
И так тепла осталось мало,
Что смерти чувствуется мощь…
Движенье не спешит с обменом,
Минута стынет, как ледок,
И дрожь бежит по белым стенам
На север-северо-восток…
Надежда всё ещё возможна,
Но блеск с утра далёких рек
Уже восходит осторожно
И вьёт помалу первый снег.
Его ни ухом не уловишь,
Ни сетью выверенных слов
На долгий миг не остановишь…
Что делать… Будь к зиме готов.

Сапёрной лопатой
в весеннюю жирную землю
Зарой свою ношу,
и осенью мы поглядим.
Ни слёз, никаких отговорок
я впредь не приемлю:
Ты должен расстаться
с возлюбленным скарбом своим.

Сквозь талую смесь
оголтелого солнца с прохладой
Ты можешь пробиться
к сердечнику твёрдых корней.
Но даже коснувшись его,
не рыдай и не падай:
Земля – не источник,
рождаются души не в ней.

Ступай в глубину,
где огонь сторожит сердцевину
И тартар бессилен,
и черви уже не живут,
Где боль разлетается прахом,
теряя причину,
И ангелы именем новым
наружу зовут.

Ступай в глубину
до конца направлений и счёта,
Туда, где царит
одолевшая тьму высота
И сердца сдаётся
тугая земная работа,
И крылья за плечи
ложатся наместо креста.

Постойте, вернётся
на родину славный Владимир,
лелеющий правду,
с печатью крестин-именин,
с кудрями до плеч или без,
он не только не вымер,
он – вечно живой,
и не важно, на -ской или -ин.

Он Ольгу полюбит
И в собственном доме поселит,
И вы его тоже
Привыкнете сладко любить.
Увидите, братцы,
Онегин его не застрелит.
Такого героя
Евгению не пережить!

Владимир – не гордый,
Не надо ему и медали.
Не дали – и ладно!
А всё-таки дело пойдёт —
Орлиным легко
Прозревая туманные дали,
Крылом над тайгою
По новой качнёт самолёт.

И денег Россия
На недрах бессовестно слупит.
Какая там зелень!
Серебряной станет трава —
И осень на горло
Упавшему лету наступит,
И холод с рассветом
В исходные вступит права.

Синее, белое, алое,
Бедное тело моё!
В бездне Земля – захудалая,
Ты же – перстинка её.

С выжженной ветра наездами
Серой травинкой степной
Поровну мало под звездами
Плоти дано вам земной.

Белое, алое, синее,
Кинуто боли и тле —
В севера ль медленном инее,
В юга ли душном котле.

Тело моё ненадёжное
В ласковой узе тепла,
Жадное, сонное, ложное,
Как тебя тьма отдала?

Алое, синее, белое…
До смерти не разгадать!
Чудо невидимо целое —
Малому чуду под стать.

Даже и света пророчеством
Загодя в Небе дыша,
Не обжила б одиночеством
Храмины этой – душа!

Сообщаю на скорости звука,
Что теченье земли и огня
Убивает любого. А ну-ка,
Не позволь им прикончить меня!

И вода, разумеется, тоже —
Здесь прохладна, а там ледяна —
Душу вынет, касаяся кожи,
И уложит в ничтожество дна.

Да и воздух – казалось бы, где там! —
А ведь медленно жжёт изнутри,
В унисон с отцветающим светом
И во сне от зари до зари.

Как бикфордов шнурок, ненадолго,
Исчезая собою, легла
Нашей жизни горячая волга
От рожденья до смерти угла…

Но зарыты и в вечной мороке
Назначенье, задача, мотив —
Вот увидите, вылущив сроки, —
Будет взрыв. Будет взрыв. Будет взрыв.

Красивый человек,
Животный и живой,
Глаза – как стрежни рек,
И с грязной головой.

Киянка, пояс, дождь —
Весь мир ему по йух.
Он пламя, племя, вождь,
Он – воплощённый дух.

Пристроив кисть и пядь,
Всё уточняет вкруг
И силится назвать,
Не выпустив из рук.

Он ходит там, где дым,
Без страха и зело
Подобными любим
За тело и тепло.

Не украшаю я,
Не лью ему елей:
Не лучше он зверья,
Хотя во гневе злей.

Но и не хуже он,
И враг ему – Молох,
Он слышит в Небе звон
И знает: это Бог.