Иосиф Гальперин - Глаз всеобъемлющий

Оживают пристани,
вяжут лапы льву –
в шапито с туристами
денежки плывут.

В сыром молочном контражуре,
как будто в рваном пеньюаре,
мне свысока кивнули горы,
пирамидальные, как гири.

Наверно, штольни и тоннели
все перевалы переврали –
и нет связующей нас цели,
и горы палку перегнули.

Высотомерное величье,
нечеловечье равнодушье,
но беличье до неприличья
есть в пеньюаре что-то шубье.

Как суета листвы по склонам
не мажет горную породу,
не выжать лаской благосклонность –
такая гордая порода.

Нет такого
искажённого художником
лица,
которое не встретилось бы
по дороге.
Босх и Дюрер,
великие итальянцы,
малые голландцы,
Доре и Бёрдслей,
Пикассо и Матисс
ничего не смогли придумать.
Тоже мне творцы!

Унылая пора рекламы зимних шин.
Вот с реактивным рокотом хозяйственную сумку
по выбоинам прёт унылый гражданин,
колёсики стучат в такт общему рисунку.
Да, знаю, колесо – эмблема перемен,
повторно круговых и движущихся к краю,
но сумкой впереди патлатый джентльмен
опять по нервам бьёт.
Кто он? Кто я?
Не знаю.

Выходящий с бичом по ночам в середину заветного круга
воспитатель зверёнышей, дрессировщик и репетитор
твёрдо знает, зачем, что в итоге и чья же заслуга
в торжестве на манеже, тёмной пляске счастливых софитов.
Режиссёр, дирижёр, потрошитель банального текста,
проповедник усталый, интерпретатор,
он гоняет по кругу безумных чертей из оркестра –
и вращаются тигры, иллюстрируя ротор и статор.
Он почти уже бог в сочинённых заранее рамках,
но тупеет тигрица, щелчками прибитая к тумбе,
и за мясом на палке охотится вольная самка.
Озверел укротитель и щерит поетые зубы.
Лучше с круга сойти и погладить по холке и лапе,
и увидеть опять точный глаз оживающей пумы –
это есть божий текст, в сердцевину впускающий клапан,
укрощающий гордость, освещающий лица угрюмых.

…своих решений видеть
произвол –
как в дырке зеркала увидеть
бесконечность.

Командировка в мир из нетей меганета,
из нитей тех сетей, что держат на весу
скопленья звёзд и глаз. И интерес поэта
к тому, чем завершить командировку всю.

Как дрессированный медведь трусит на задних лапах,
как слушает врача психический больной,
так и твоя судьба, опасная внезапно,
скрывает от тебя с тобою разнобой.

На горы надо смотреть сверху –
тогда виден облегающий расселины простор,
тогда ясно,
как по нему пройти.

Кто чистит зубы крокодилу?
Такая маленькая птичка.
Она бы в пасть не заходила,
но там кормёжка и привычка.

Брезгливо лапки поднимая,
суёт свой нос, куда ей надо, –
и слаще нет родного края
зубов передового ряда.

Не зря поют «Остатки – сладки!»
завистницы с высокой ветки:
труду отдавшись без остатка,
как сладко нужным быть навеки!

Пускай, обклёвывая зубы,
рискуешь просто надорваться,
зато ты не охотник грубый:
не убивать – не убиваться.

Так вот в чём истинная сила
и основанье нервных клеток:
точить оружье крокодилу
для пропитанья малых деток…

Не на всём
что я рисовал
два года лёжа в постели
мне удалось потом прокатиться

Вертолёты
двух марок и пяти моделей
самолёты
от самых маленьких до самых больших
принимали меня на борт

Только восьмипалубный
трёхтрубный белый с синим
морской лайнер
ни разу не опустил ко мне
трап

Хотя я его рисовал
и в альбоме с завязочками
и в тетрадке в клеточку
чаще всего и старательнее всего

Я знал одного человека
он прыгал через лестничные пролёты
опираясь одной рукой на перила
он бежал вверх по эскалатору
некого спросить
зачем он это делал
это было давно
это был я

То зубы, то часы, то телефон забуду:
и слова не скажи, и кашей будешь сыт.
От времени отстал, и к основному блюду
уже не позовут, хотя не позабыт.