И обладает глазомером,
Кто попадал, – для всех примером
Бывал для зависти, восторга,
К тем уваженья сразу много.
А то и так не раз бывало,
Ловил что «ловчий» очень вяло,
И вот за эту‒то оплошность —
И здесь строга была дотошность! —
Скакать он должен был до кона
Лишь на одной ноге. Законно!
Зато, чтоб был потом ловучим
И не тюнтёфом, а везучим.
И «чиж» лететь старался дальше,
Раздуть веселье чтобы наше.
К тому же, «бьющий» был весь в рвенье,
Не допустить чтоб вдруг паденья
«Чижа» на кона поле свято,
Со всей отважностью солдата
Он отражал его наскоки
И вновь в полёт пускал далёкий!
Всё повторялось снова, снова,
И было душам то бедово!
Так понабегаешься резво,
Усталость что горой налезла
Вон на тебя, вмиг повалила
В кровать, мол, спи, дружочек, мило…
Игра и в сне опять же снится,
И «чиж» летает там, как птица,
И на одной все скачут ножке,
Как будто шустренькие блошки!
И я в игре той победитель,
Ловчайший, шустрый в ней воитель!
Назавтра мышцы все болели,
Как черепаха, плёлся еле…
Душой в игре бы вновь! Но тело
Ослом упёртым не хотело…
Воспрянул всё же постепенно
И вновь в игру вступал степенно,
И повторялось всё сначала,
Являя радости немало,
Уж перестал быть «мелюзгою».
И роль пропала вмиг изгоя,
И был в игре уже «своим» я,
Своё имея веско имя.
Имел я родственников много,
И к ним люба была дорога,
У них мне не было ввек грустно:
Все угощали – Ах! – так вкусно…
Вот взять, к примеру, тётю Машу,
Ну, тоже родственницу нашу.
Приду к ней. В рот мне вмиг конфетка:
Откушай сладенького, детка!
А отказаться нет силёнок,
Люблю ведь сладкое с пелёнок!
К тому ж, неопытным отказом
И огорчить вмиг можно сразу.
Вот и жевал за обе щёки,
Азарт имея в том высокий…
А к ней из города на лето,
Как сласть желанного привета,
Отрадно внученьку вручали,
Была здесь, будто на причале,
«Хвостом» ходя за бабой Машей,
Молочной же питаясь кашей.
Я звал её любезно Иркой.
Был рот её всегда‒то с дыркой,
Она его не закрывала,
Вопросов всем вопья немало,
И тарахтела, тарахтела,
Суя свой нос в любое дело,
Была зануднейшая внучка,
Репей и клейкая липучка.
Вот на картошки раз окучку
Взяла с собою тоже внучку.
Одна шурует всё мотыгой…
Другой окучка, знамо, иго,
Вот на меже и рвёт цветочки,
Лопочет… Рот не на замочке.
А солнце пуще припекало…
Ей пить хотелось уж немало,
Репьём всё к бабе приставала,
Не понижая просьбы вала…
А той закончить надо дело,
Вот всё терпела и терпела,
Да и скажи от раздраженья:
«Замолкни, сделай одолженье.
Ступай на речку, воду лопай!»
Ну та пошла, виляя попой…
Пришла туда, а берега‒то
И заросли травой богато,
И далека отсель водица,
Нельзя никак совсем напиться,
К тому ж, там плавали лягушки
И комары роились, мушки,
Жуки скакали по воде‒то,
Вода вся в ряску поодета…
Нет, не встречала речка лаской…
Вот и глядела та с опаской,
Как жизнь некстати вдруг превратна!
А потому пошла обратно…
Пришла, молчит, губа отвисла,
И вся‒то смотрится сверхкисло…
«Ну что, – бабуля ей с вопросом, —
Чай, ткнулась, внучка, в воду носом
И напилась, не встретив лиха?»
А та в ответ с обидой тихо:
«Ступай сама ты, баба, лопай!» —
Не быстороногой антилопой,
А вся претихою улиткой
К меже походкою не прыткой
И поползла, лила слезинки
Горюче, будто бы из кринки…
Ответ её же, слово в слово,
Мы повторяли снова, снова,
Когда душою не хотели
В каком‒то быть нуднейшем деле,
Он поговоркой стал семейной
Да с интонацией елейной.
Любил я к тёте посещенья,
Особо сладость‒угощенья.
А муж её был дядя Петя.
Вот как‒то раз, меня он встретя,
И пригласил вдруг в сад колхозный,
Садовник был он в нём там грозный,
Стерёг плоды от расхищенья.
Уход за ним – его уменье.
Вот в том саду я чудо встретил,
Что нет прекраснее на свете.
Была красивая то птица.
Заворожён, я стал толпиться,
Читать дальше