Вячеслав Евдокимов - Детство милое

Не отрывая с чуда взора…
И захотелось очень скоро
Её поймать, как многим детям,
И показать бы дяде Пете.

Дупло на яблоне заметил,
И лик мгновенно стал мой светел:
А притаюсь с его я края,
От нетерпения сгорая,

Как залетит, дупло закрою,
Взметнётся радость вмиг горою,
В руках окажется отрада!
Ну надо, значит, так и надо!

Дупла заткнул я было дуло,
Но птица – фырк! – и упорхнула…
Какая горечь и досада!..
Но заглянуть в дупло бы надо,

Вдруг там сидят её птенчата?
И вот рукою скоровато,
Вмиг и залез! Но что такое?
Я влип во что‒то там густое…

И ощутив испуга муку,
Отдёрнул вмиг, аж вздрогнув, руку!
Она измазалась порядком,
А запах жижи был прегадким…

И вмиг сморчком – моё лицо‒то…
Отмыть, отмыть быстрей охота,
И вмиг к ручью стремглав помчался!
И отмывал там четверть часа…

Но запах чувствую доныне,
То испражнения гордыни.
Не чистит ввек она гнезда‒то,
Вот в нём всегда и грязновато…

Как у людей, красы большою,
Да вдруг с отвратною душою.
Идут с спесивым, чванным видом,
В делах подобны ж гнусным гнидам.

И встречусь коль с таким «удодом»,
Вмиг вижу: тот живёт уродом.

Ручей, где руки мыл брезгливо,
Бежал с пригорочка бурливо.
Давая здесь начало речке.
К нему тянулись всех сердечки,

И был для всех он, как ребёнок,
Жил в желобке, как средь пелёнок;
Потом его бежали ножки
Вдоль по овраговой дорожке,

Все огородные посадки
Обрызгав! Капли им и сладки.
Был благородного призванья,
Имел он «Слатенький» названье,

Что слова «сладенький» нежнее,
И был любим, как жизнь, сильнее.
А ребятишкам был наградой,
В жару с купанием – отрадой!

Сторожевого были долга
В саду собаки Днепр и Волга,
Туман, их маленький сыночек.
С Днепром, с Туманом я разочек

И в лес ушёл, весьма довольный,
Авторитет, мол, будет вольный
Давать строжайшие команды,
Они тому и будут рады.

Не убежали чтоб обратно,
Я гладил их, ведь то приятно…
И вдруг увидел я берёзу,
Та необычнейшую позу

Ствола внизу своём имела.
Ах, вот так чудо! Вот так дело!
Шли два ствола сперва отдельно,
Всяк по себе живя, удельно.

Но от земли уж, где‒то в метре,
Своих лишались геометрий,
Срастались в тесные объятья,
При встрече как родные братья,

И расходились после снова…
Я, изумленья выдав слово,
Услышал вдруг: у основанья
Стволов тех шершней шло жужжанье…

И встал с опаской подалече.
И вдруг Туман рванулся резче
И ткнулся в шершней тех уж носом
С прелюбопытнейшим вопросом:

«Вы кто такие есть за звери?».
Открылись вдруг ответа двери,
Туман моментом был ужален,
Вид ошарашен был, печален

Его, и щёлкал он зубами,
Мол, вмиг расправлюсь с всеми вами!
Но вот неистовость‒то роя
Не признавала в нём героя,

Вонзалась в тоненькую шёрстку,
Создав его уму загвоздку:
«А что то, братцы, есть такое,
Что больно псу и нет покоя?».

Дунай стоял, смотрел с улыбкой…
Не то, что храбрости он хлипкой,
А был пожалован уроком
На шкуре собственной, зрел оком.

А потому позволил сыну
Попасть для опыта в картину.
А тот скулил и извивался,
Прочь потерявши вид свой аса…

А любопытства всё лишь ради.
Над ним рой, спереди и сзади,
С боков, нос жаля, жаля ноги…
И оттого он был в тревоге…

Я оторвал его от роя,
И мы спешили прочь уж трое!
И долго‒долго наш Туманчик,
Идя, подскакивал, как мячик,

Вон огрызаяся кому‒то,
Кто вдруг кусал незримо, круто…
Теперь, рой встретив ненароком,
Спешил прочь, сжавшись, боком‒боком…

Урок навеки дал ведь пользу:
Нельзя вставать пред роем в позу.
И мне уроком было тоже,
Со мной ведь случай был похожий.

Гулял я днями как‒то лесом,
Грибы сбирал и был повесом
И шаловливого закваса:
Я на берёзки вдруг взбирался!

Они, тонки все, вмиг сгибались,
И в том была отрады завязь:
Спускался, как на парашюте,
Держась за стволик, в счастья жути!

А приземлясь, спешил по новой,
Чтоб быть в отраде вновь медовой!
В такие чудные мгновенья
Не проявлял я уж стремленья