Вячеслав Евдокимов - Детство милое

То каждый знал, что бесполезно:
Всяк «дрындулет» свой знал «железно».
Зимой не часто, иль ни разу,
И то нам к счастью, нету сказу,

Не убирался снег от тыла
Бараков всех, и то нам было,
Конечно, радости с головкой,
И здесь в игре мы были ловкой.

Там были лестницы в приставку.
В их назначенье мы поправку
Внесли, конечно же, мгновенно:
С них прыгать надо непременно

В снег, здесь не убранный, сугробный!
Не с высоты прыжок свой пробный
Сперва, конечно, совершали,
Не быть чтоб в критики опале,

Что прыгать трусим сразу сверху,
Что вниз спускаемся, – быть смеху…
Потом уж смело и без лени
Мы брали верхние ступени,

И пред прыжком был каждый чинный,
И гвалт, при том, стоял грачиный!
Но как верёвочка не вейся…
Так крах грядёт делам повеса.

И мы вспугнулися расплатой
В лице то дворника с лопатой.
Он закричал, взмахнувши ею,
Порушив нашу вмиг затею.

И вмиг с того нам стало туго,
И разбежались все с испуга…
Я ж был на лестнице высоко,
И чует ум, и видит око,

Что, если прыгну, буду в лапах,
Ведь уж опасностей знал запах.
А потому повыше лезу
Я да по лестницы железу

В надежде, что отстанет дворник,
Уйдёт, не буду я затворник,
Спущусь без страха по ступеням,
Уйду домой со свистом, пеньем.

Да всё не так, не тут‒то было,
Он не унял агрессий пыла,
А лезет лестницей за мною
И тянет руку за ногою…

А я спешу всё выше, выше!
Была приставлена же к крыше
Та лестница, и я моментом
На ней был, думая, при этом,

Отстанет дворник, что уйдёт он —
В том был уверен, глаз намётан.
На крышу лезет он, пыхтевши,
Мне показалося, как леший…

И жизнь спасти чтоб дорогую,
На крыши сторону другую
Переместился по‒пластунски.
Но вновь просвет меж нами узкий…

Назад, конечно, нету хода,
Как в океане, нету брода.
Меня трепещет страха буря,
И тут в момент, глаза зажмуря,

Я вниз сигаю с крыши края,
Шепчу: «О мама дорогая!»
Но был полёт в пылу короток.
А дворник не был в гневе кроток,

Всё наводил порядок строгий…
Тут с тротуаром встречу ноги
И провели, отбивши пятки…
Но я вскочил и без оглядки

Помчался прочь единым махом,
Вперёд гонимый резво страхом!
«Беги, беги, вперёд, дружище!
Всё с крыши машет кулачище…».

Так совершил прыжок невольный
Не в снег, где был бы, страсть, довольный,
А на расчищенное место.
А дворник всё! Он, вредный бес‒то…

И долго дом тот стороною
Я обходил уже зимою,
Боясь в милиции застенки
Попасть, где, видимо, не пенки,

Раз заключённых под конвоем
Ведёт охрана строгим строем,
И им свободного нет вдоха…
Я не хочу! Там будет плохо.

Лишь хорошо, что там учиться
Не надо будет. Будто птица,
Я без учёбы запою там,
Довольный лодырства уютом.

Вот как взбираться‒то на крышу:
Тюрьмы схлопочешь сразу нишу.
А жили все в бараках длинных
Да сплошь в историях былинных.

Кроватей в комнатах навалом,
Но при проходе очень малом.
Все жили тётеньки отдельно,
И дяди тоже все удельно.

А потому и вывод веский:
Здесь дом мужской, а рядом женский.
Вот в нашей комнате лишь тёти,
Все днём ли, ночью на работе:

Сей стройке нет всегда простоя —
В том было правило простое.
Лишь я у мамы был сыночек,
А у другой же – дурачочек:

Он мне язык казал без дела.
И то меня так вдруг задело,
Что я назвал его глупышкой
Да плюс пигмеем‒коротышкой.

Вот как‒то вечером претёмным
Уж я лежал в кровати томным,
В сна превеликом предвкушеньи…
Тут входит это вдруг явленье,

Весь‒весь по‒зимнему одетый,
И вновь желаньем подогретый —
Казать язык свой мне с порога…
Не стал терпеть его я много,

Вновь повторил слова презренья.
Он подскочил в одно мгновенье
И укусил мне больно руку,
Чем причинил страданья муку…

Я вмиг слетел с кровати пробкой,
Побить! Побить чтоб! Он торопкой
Бежал стремительностью к двери,
Вон заручившись в полной мере,

Что не помчуся я на холод.
Но я в решенье твёрд, как молот!
И босиком, в трусах и в майке
С огромной бурей гнева в спайке