Никита Егоров - Птицы

Таким вот образом распрощались,
и вновь всё идет, как шло.
Он улетает туда, где ждали,
туда, где пока тепло;
она остаётся, конечно, на месте,
но даже не смотрит вслед.
И в этом, право, не много чести,
когда даже следа нет,
ведь снег побеждает этой порою,
следы замести спешит.

Проснёмся ли будущею весною?
Время решит.

Здесь могли быть мои драконы,
(здесь могло быть хоть что-то моё)
вместо них – по полям вороны,
ты и осень. Вы с ней синхронно
пустошите моё житьё.

Повторяя фигуры вальса,
листья шепчут на все лады.
Ты же, в кровь исколов все пальцы,
мою плоть растянув на пяльцах
оставляешь на ней следы.

Грязь кругом. Задевая кроны,
надвигаются облака.
Всё ушло будто вдаль вагоны.
Здесь могли быть твои драконы,
а осталась одна труха.

Всё ушло, и мой взгляд недвижен.
И сентябрь со всех сторон
входит в край, что как будто выжжен.

Как же мы умудрились выжить
в этой, самой тихой, из войн?

За этим февралём я вижу март
и точки птиц, стремящихся обратно,
и на полях темнеющие пятна,
и ветви лип на фоне голубом,
и солнцепёк, внезапный, как фальстарт,
и плеск воды под детским сапогом.

И словно скрип зазубренных колёс,
что совершают ход неутомимо,
движение весны неотвратимо,
покуда солнце наше не умрёт.
Но и тогда, среди далёких звёзд,
Всё это повторится в свой черёд —
и точки птиц на фоне голубом,
а может статься – изжелта-зелёном,
и гнёзда их на чём-то вроде клёна.
И старый лист, прозрачный как стекло,
собой напоминающий о том,
что всё когда-то было и прошло.

Но глупо думать, будто нас с тобой
ответственность за этот круг минула,
что линия окружность обманула,
пожертвовав двумерностью кольца.
Ведь наша жизнь – лишь точка на прямой,
лишь остриё на тросточке слепца.

Нет у неба голоса, лишь песнопенья птиц.
У меня – тебя, и ничто тебя не заменит.
Колесо вращается, движутся стрелы спиц,
в никуда стремясь сквозь удушливый ряд затмений.

Нет у неба глаз, лишь проёмы в ветвях берёз.
Ты осталась в месте, где все мы когда-то будем.
Я иду сквозь осень, устал и совсем замёрз.
Я иду один, и поэтому путь мой труден.

Небо смотрит вниз, и всё больше его глаза.
Я иду в то место, откуда когда-то вышел,
или изгнан был. Я по кругу иду назад.
Небо шепчет что-то, но голос его всё тише.

И я знаю, ты посылаешь оттуда свет,
проливая золото скупо на дно колодца.
Проступают лица в толпе проходящих лет,
в них – твоё лицо, словно в капельках блики солнца.

И тогда сентябрь встречает меня теплей.
Пусть ты только образ, живущий в моих виденьях,
но я слышу тебя в стаях плачущих журавлей,
и я вижу тебя сквозь просветы в ветвях деревьев.

В апреле трава будет (помнишь?) сухой и серой.
Вернув на страницы истёртые буквы птиц,
останки зимы разбросают в полях без меры
с кусочками неба ловушки для наших лиц.

В июле трава станет сочной, тяжёлой, пыльной,
рассядутся птицы по строкам и проводам.
Пиши, как в тетради, своё на просёлке пыльном
да время от времени пот собирай со лба.