Геннадий Болтунов - Да будет светлою печаль. Любовная лирика

Души владелец отстранённо
смотрел на жизнь, как на знамёна
глядит с трибуны некой
вождь.
А небо застилали тучи.
Из ада, рая? —
Что здесь лучше?
Вот-вот и краски смоет дождь
под отпевания галдёж.

Пудрой розовой припорошены
вдоль дороги деревьев ряды.
Слишком близко, моя хорошая,
от прозрения до беды.

И прозренье ли это, милая,
слушать кумушек пересверк?
До чего же погода стылая! —
Все дымы поднимает вверх.

Утро стелется пудрой розовой
и румянцем горит окно.
Убивает быт грубой прозою,
бьёт костяшками домино.

Жизнь бьёт больно, моя бесценная,
но она же нас исцелит.
В каждом взгляде твоём —
Вселенная
любит, мается и болит.

Горячих поцелуев я не смог
растратить за бесчисленные годы.
Возьму, да и совью из них венок
и положу в медлительные воды.

Встречай, мой свет, нежданное почти.
Записки нет,
но ты её прочти.

Окажется венок не по размеру,
остынут поцелуи на пути?
Не надо, не топчи, не трогай веру,
веночек вспять течению пусти.

И не любуйся на его мучения,
когда пойдёт кружить по омутам.
Не придавай ни веса, ни значения
русалкам там, – они не лучше дам.

Да, и не вздумай
Греть, пусть взглядом, тьму, —
горячее русалкам ни к чему.

Дым былого огня стал туманом,
будто леший разлил молоко.
Заблудившись, аукать не стану,
ухожу по туману легко.
От тебя.
Можешь бить всю посуду…
Имя новое вспышкой огня.
По тревожному встречному гуду
сознаю, – он идёт на меня.

Забудь слова, поставь печать утраты. —
Тетрадь – в огонь,
пусть высушит слезу.
Идёт молва, —
мы оба виноваты.
Идёт.
Остановилась.
Ждёт внизу.

За собой заметил странность:
перестал махать крылами,
в разговор с другим вступая
и на сцене, и в быту.
Стал держать свои ладони, словно
с фигами в кармане,
или, их сцепив замками,
сзади пряча суету.

Оценили. Суки знают: парень рук не распускает.
Но, однажды по весне
слышу, говорят друг дружке
симпатичные подружки:
он не прост, – сам на уме.

И задумался. – Ведь бред.
Руки вытащил на свет.
Не решив, куда их деть,
сделал взмах.
Пора лететь.

Ощущение, что приближается
то ли вечная тьма, то ли хлад,
изнывает, по-нашему мается,
весь в иголках, сгоревший закат.
Колет сердце, от этого жарко,
только вида не подаю.

Выжить надо, – любимую жалко.
Выживаю, как песню пою.

Еду в прошлое, – всех уверяет,
но торопится не спеша,
на перронах билеты теряет,
на судьбу свою грустно греша.

Возвращается вновь собираться,
возвышает себя до высочества,
убеждая, что глупо теряться
в центре буйного одиночества.

Порывы ветра пылью заклубили,
и волосы покрыли сединой…
Мы, с ветром в голове, другими были?.. —
Такими ж и остались, зря не ной.

И что с того, что сорок миновало
с тех дней, когда дипломы вручены, —
такие ж мы, хотя и лет немало,
однако в этом нашей нет вины.

Мы снова вместе и пусть после встречи
вновь с кем-то не увидеться года,
сегодня каждый, как тогда
беспечен,
сегодня каждый молод, как тогда!

Сегодня снова отчества забыты,
на время быт в сторонку отбежал,
сегодня все равны и нет элиты,
и даже память,
надо же – свежа.

***
Земля в осенней дымке невесома,
Безоблачен огромный небосвод.
Да разве можно оставаться дома,
когда у птиц в разгаре перелёт?

Бескрайни выси светло-голубые.
Берёзы светит золотая прядь.
Чудесней нет родной моей России.

И ничего прекрасней не сыскать,
чем это, на исходе, бабье лето,
когда печаль светла и высока,
когда земля ещё теплом прогрета
настолько, что возносит в облака.

Легчайшие. Да облака ли это?
Безоблачен огромный небосвод.
Куда тебя несёт моя планета,
удачен ли твой будет перелёт?

Свежий ветер ледяной
налетел внезапно.
Светит нежной белизной
свет черёмухи хмельной
в розовых накрапах.