Что в ней? Девчонка. Егоза.
Но снились мне ее глаза.
Никто не в силах был помочь.
Глаза её — водоворот.
Они синели, будто ночь,
когда в садах сирень цветёт.
От крыш пружинили дожди,
ворчал водопроводный кран.
И то, что будет впереди —
сплошной туман,
сплошной туман.
* * *
Спасибо за то, чего не было.
Малька не поймаешь неводом.
Мы были смешны и серьезны.
«Сережа, прости, Сережа!».
Тоненькая, как веточка,
только что расцвела,
спасибо, девочка,
спасибо, что ты была
Но вот представился случай —
и нам узнать довелось:
мы так несхожи, что лучше,
что лучше, наверно, врозь.
Спасибо, что ты забыла.
Да разве что с нами было?!
И вот ты уходишь гордо,
дощатый скрипит настил.
И что-то сжимает горло,
как будто и впрямь любил.
* * *
На кленах — увядания печать,
и прах листвы дымится у крыльца.
Исход один: нельзя, увы, начать
то, что уже в преддверии конца.
Ни матери, ни сына, ни жены —
их след земной упрятала трава.
И только вязкий шепот тишины,
ее неразличимые слова.
Ну что ж, теперь, наверное, пора
собраться в путь, один остался шаг:
от этого октябрьского костра
не вспыхнет ярко твой родной очаг.
Ты только этот шорох не забудь,
чуть слышный шепот в сквозняке аллей.
Ну, вот и все. Ты выбрал этот путь.
Пока не поздно, слышишь, не жалей!
* * *
Такой туманный монолог, такая долгая тирада.
Я все сказал. Я это смог. А ты не рада, ты не рада.
А ты винишь меня за то, что промолчать я был не в силах.
…Твое зеленое пальто среди оранжевых и синих
мелькает, сочно, как листва, апрельской зеленью опрятной.
И не вернуть мои слова,
как не вернуть тебя обратно.
* * *
Не поймешь, что это было: не весна и не зима,
что-то с неба моросило непонятное весьма.
Сонный поезд. Одурь скуки. Шорох медленных минут.
Там сердитые старухи даже спящие жуют.
Там с мучительным азартом, остограммившись слегка,
мой сосед играет в карты — в подкидного дурака…
И, покой тот нарушая, прямо в пекло тишины
ты ворвалась ветром мая, сквозняком развеяв сны.
Это было наважденьем: ты сидела, так близка.
Это было днем рожденья тополиного листка.
И мелькала степь седая, поезд мчался под уклон,
рельсы длинные съедая, будто связку макарон.
И звенели чьи-то склянки, и не понял я тогда,
что на тихом полустанке мы расстались навсегда.
Ты шагнула в шум метели в предрассветный этот час —
в дни, что тускло пролетели,
словно поезд, мимо нас.
* * *
…её я встретил
там, у кафе, где ели чебуреки.
Она стояла и глядела робко,
и понял я, что эта наша встреча,
наверно, точно так же неизбежна,
как неизбежны кораблекрушенья,
как неизбежны в мире ураганы,
как, в общем, все на свете неизбежно.
И вышло так: в толпе, на пиво дуя,
отец увидел, как она смотрела,
и побежал, размахивая воблой.
Не помню, что он говорил…
Поодаль
стояли люди, но они молчали.
И он умолк. И поглядел сердито,
и улыбнулся вдруг, глаза сощуря
зеленые, мол, недоразуменье —
и только. И увел её куда-то.
И говорил ей что-то строгим тоном.
Я больше их не видел. Не искал их.
Я просто помнил эту нашу встречу.
Зачем мне больше?
Всё и так случилось.
* * *
Снова, как будто случайно,
осень покрасила охрой
купы старинного парка,
что шелестят над рекою.
Где этот домик у чайной,
девушка в платьице мокром?
В солнечном свете неярком
я тебя помню такою.
Я б заглянул ненароком
в дом за штакетником синим,
где ты сидишь за вязаньем
рядом с рыбацкою сетью.
Знаю, ты скажешь с упреком:
«Где тебя столько носило?
Чтобы сдержать обещанье,
выдержал ты полстолетья».
Дрогнет предательски голос —
слишком нечаянна встреча,
слишком внезапно прощенье…
Скрипнут, закрывшись, ворота —
словно ударится голубь
в стёкла, когда уже нечем
жить, когда нет ощущенья,
нет ощущенья полёта.
…Лес вырастает стеною,
осень крадется неслышно.
Где ты? Куда же ты делась
с первыми грозами мая?
Я тебе двери открою —
желтую весточку вышли.
Я ни на что не надеюсь —
просто тебя вспоминаю.
* * *
Слова всех оправданий — ложь, они растают, словно дым,
и ты опять ко мне придешь воспоминанием моим,
бесшумным трепетом свечи, не удивляясь ничему,
и слов не надо, помолчи, я лучше так тебя пойму.
Читать дальше