Наталья Патрацкая - Золотые стихи. Лирика

«Не быть тебе, Катя уже медсестрою,
Учиться иди в повара».
Такая случайность решает порою,
что ей не уйти со двора.

Сверкали озера в скалистой породе…
Варваре четырнадцать лет,
к ней сваты за сватами, все при народе,
высокая девушка. Свет.

Красива девица и с русой косою,
«Посмотрит – рублем подарит»,
она со скотиной, она и с косою,
в очах отблеск солнца горит.

И вышла она за Андрея, красавца,
и Бог им дочурку послал,
но в русско-японскую битву двух наций…
С войны этой кончился лад.

Еще одна дочка. Муж умер. Все тихо.
А Варя? Мир полон чудес.
Сейчас это может быть даже
И дико: Артем прислал сватов, вдовец.

Ему от жены рождено было трое,
у Вари две дочки свои.
Так пять малышей, и Артем дом свой строит
в Сибири. Их к ссыльным свели.

И ссыльный учил ребятишек, как в школе,
четверка детей родилась.
Средь них и Володя. Вот женская доля!
А жизнь шла и прямо и вкось.

Сверкали озера в скалистой породе,
Артем был портной, всем хорош.
Не будем о детях, мужчина в народе.
Работал, он шил, денег – грош.

Урал и Сибирь, времена: жизни нужен.
И смена сплошная властей.
Фамилия ссыльного, просто, Наймушин,
а с ним не прожить без затей.

Артем вскоре стал председатель совета,
за что был прикладами бит.
Кто были врагами? Все темное – светом,
но с толку уж не был он сбит.

Такой был Артем и как сокол огромный,
с большою и сводной семьей,
всех выходил, выкормил с Варей негромкой.
Потом, до конца жить одной.

Эх, Варя, Варвара, проблем стало больше,
в ней редкая сила была,
сынов проводила в войну, стало тоньше,
и редкого такта слыла.

А после войны рядом встала Катюша,
Володи родная жена,
и с ними, и с внуками. Яблони. Груши.
Варвара была не одна.

От младшего Вовы правнучка дождалась,
и год поднимала его,
когда внук уехал, и с жизнью рассталась.
И сердце, и нет ничего.

Сверкали озера в скалистой породе…
Прочла я в архивах родни
кто жил, и как жил, все они из народа,
так было, так было в те дни.

Полина, мать Кати, и жизнь вся короче,
Детей было трое. Война.
Но тридцать три года – работа в колхозе,
на фабрике – мастер, швея.

И помню я домик ее, мастерскую,
когда вдруг она умерла,
и погреб с картошкой, проросшей вслепую,
когда в доме жизнь замерла.

Отец Алексей, он шофер из Тюмени,
в колхозе простой тракторист,
его я не помню, не ела пельмени
в семье Катерины. Артист.

О нем я лишь помню, что часто твердили,
как умер мой дед Алексей.
Пошел как-то в баню, напарился… пива,
Холодного выпил, не пей.

Короткие жизни, короткие смерти,
короткий был век у родни.
Но Катя, Катюша умела век мерить,
и с Варей жила свои дни.

А жизнь так прекрасна, любовь – отчужденье,
прошло, пролетело, ушло,
Осталось от жизни одно наважденье.
Вы все прочитали? Дошло?

Тенистые клены с листками березы
внизу, под окном говорят,
а к нам беззаботное солнце, как грезы,
в окно заглянуло, ребят

Оно своим светом едва ли разбудит,
они отвернулись и спят.
Лет двадцать назад все, наверно, так было,
лучи, словно памяти яд.

Что есть и что будет, что было когда-то?
Был сильным и умным мой муж.
Над мамой теперь небеса: синь и проседь,
и стены на кладбище. Треск…

Портрет так светился на солнце и в дождик,
теперь наклонился. Гора.
Она на портрете, как я иль похожа,
а крест под плитою, как бра.

Ребята цветочки уже посадили,
она помогла их растить,
и словно бы память мою разбудили,
цветочкам так хочется пить…

Увы, но сегодня, семь лет, как нет мужа,
и мамы моей тоже нет.
Не знаю где он, он живой или стужа
его заморозила след.

Исчез и растаял в уральских походах,
гранит там под ним, иль на нем.
Семь лет прокатились, похоже, что годы,
горят этим утром огнем.

Вот, память, какая корявая штука,
как корни деревьев любых,
Осталось одна я без мужа и друга,
но мне и не надо других…