Владимир Минеев - Чертополох

Пойдёшь вперёд,
Не знаешь сам, придётся ли остаться.
Пойдёшь назад,
Прикинь, пацан, выходит, жизни сдаться.
А я пойду, шутя слегка, по этой половице,
Где дрозд поёт,
Где пёс бежит,
Где наше детство снится.

Жил-был когда-то грек,
Сын Кроноса беспечный.
Он первый осознал
Времён бег бесконечный.

За ним пришёл арап,
Часов круговращенье
Двунадесятью крат
Он разделил движенье.

Похоже, отсчитав
По часу на святого,
Чтоб каждый вечно жил
Частицею большого.

Нет полёта фантазий,
Лишь одно мастерство.
Доктор Фауст проказил,
Думал, Вагнер – ништо…

Поспешал и Сальери, взять мелодий клубок,
Расплести, словно косу, распрямить завиток.
А затем, что же проще? Волоски сосчитав,
Разложить, как по нотам, всем названия дав.

И за дело принялся, засучив рукава,
Зашумела дубрава, облетела листва,
Замер музыки голос, пересох ручеёк,
Пташек трепетный щебет постепенно замолк.

Даже горной лавины прекратился обвал,
Ну а Моцарт беспечно шёл вперёд, напевал…

Девчонки чудо хороши
И весело разумны.
А бабы, как их ни пляши,
Ужасно тугоумны.

То ж мужики, когда у них
Угаснет жар проказ,
Тупы, невзрачны, как сомы,
Не брызжет жизнь из глаз.

Ушли забавы, а ведь встарь
И ты плясал и пел,
Ты был мальчонкой,
И Она звала тебя пострел.

А нынче нет чтобы шутить,
Кричать, плясать и петь,
Свивают старики гнездо,
Чтоб мягче умереть.

По речке в ладье подвигался варяг
И видит – в воде к нему пятится рак.
Десницу в волну варяг опустил,
Тут рак хвать за палец, – варяг завопил,
Забряцал кольчугой и шлем утопил:

Мол, вышла ошибка, послушайте, рак,
Зачем же кусаться, не грек я – варяг…
– Ну да, – пробурчал недоверчиво рак, —
Хоть кажется, будто бы ты из варяг,
Но в греки попасть совсем не дурак.

Так водится – сначала вы не греки,
Затем суёте руки в наши реки.

Саксонские курфюрсты – толсты, женолюбивы,
Покрыты париками, в усах струится пиво.
Пузатых купидонов довольная толпа
Взирает на сосиски с лепного потолка.

На мейсенских тарелках капустные листы,
Подушки и перины горбятся, как мосты.
Грудастые саксонки задами потрясут.
И новых купидонов в капусте той найдут.

Камелии, бонсаи, вокруг английский парк,
Курфюрсты пузо прячут в причудливых кустах.
Чем плохо? – попки, польки, зажаренный олень,
А утром всё сначала. И так хоть каждый день!

Но, пудру осыпая с вспотевших париков,
Вдруг корсиканский ветер влетел… и был таков.
И долго в море пива ходила страха зыбь,
За что он нас заставил так много пережить?

Сизифов груз – тяжел удел,
Как скарабей, тащить.
Не легче ли навоза шар,
Расслабясь, отпустить.

Представить на минуту хоть,
Что ты свободный жук,
Рукой махнуть, гулять, болтать,
Стрекоз ласкать,
Окрест себя взглянуть.

И в бывших скарабеев круг,
Все позабыв, сойти.
Под гору шар, кpугом нектар,
И нет забот почти.

Что дальше? – То же, что вчера,
И завтра, и потом.
Мечты ушли, исчез вдали
Горы зовущий склон.

И только с гаcнущей мечтой
Прозрение пришло:
Ведь у кого навоза нет —
Тому не повезло.

Вот капелька росы,
Там паучок средь кружев паутины,
На лужах пузырьки,
На речке льдины.
Так дивной красоты
Являет нам Творец картины.
И надо не пройти, услышать сей намёк,
Жить чище, лучше, веселее.
Чтоб не напрасно всё.
И быть добрее.

Портрет старинный, фотобром.
Старик, знакомый нам, на нём.
Куда-то тихо унесло
Гармошку, книги и весло,
Которым загребал тогда,
В былые славные года.
Быть может, мы ещё споём…
О том.

Французский учит мать-старуха,
Отец про физику бубнит,
Кто чинит примус,
А кто в ухо так и заехать норовит.