Владимир Минеев - Чертополох

И вновь вместе с Брейгелем Старшим
Охотники смотрят в селенье.
А там на коньках и на санках
Девчонки, мальчишки, движенье…

Так ждать тебя с душой тревожной
И вдруг узнать – не едешь ты…
Нет, это просто невозможно.
Лица растаяли черты.

Но снова, лишь полслова скажешь,
Весь в ожидании дрожу,
Иль усмехнёшься, иль откажешь,
Я всё к стопам твоим сложу.

Нанесены на лик черты прекрасной дамы,
И щёчки алые свежи как никогда,
И губки пухлые, как горбики у ламы,
Но крокодильство ведь не спрячешь никуда.

В глазах прелестницы адреналин сверкает,
Костюм наброшен узкий без плечей.
Опасность дамы сильно возрастает
В кругу семейном предков и детей.

Не взять «Макинтошу» кириллицы в толк,
А дома я сам макинтошен,
По самое некогда занят, как полк,
Тебя не найдя, огорошен.

А старый Renault всё стоит во дворе,
Он белый, как финские ночи.
Я завтра в Чухонь полечу на заре,
Чтоб голову всем заморочить.

Ты знаешь, стих я не люблю,
Совсем немного им владею,
И ямбу или же хорею
Предпочитаю речь твою
Иль внуков бестолочь вполне я.

Приятен слуху лимерик,
Сонет заморский ухо гладит,
Вотще сонет, ведь я старик,
Мне лишь мадера душу младит.

Да нет, зачем напраслину развёл?
Пройтись с тобой куда как мне милее.
Синеет речка, зелен дол.
Старуха, внуки – вот и веселее.

Ты на ночь шепчешь мне: дрожу…
Мурашки бегают, и мерзнут ноги.
Хоть правды в том не нахожу,
Огонь я зажигаю по тревоге.

Потом тепло, залив зиму тревог,
И сон – спаситель дум с усталостью приходят.
Что завтра? Завтра новый круг,
Судьбы коней уж по двору выводят.

Ты краску красишь там,
А здесь с вином винюсь я.
И что б бабуля Нюся ни пекла к столам,
Увы, сей миг у вас не появлюсь я.

Ты говоришь, стихи мои тусклы.
Повисла паутина среди сосен,
В глазах вороны, не орлы,
И сам старик уже несносен.

Но всё равно, хоть ноги не идут,
К тебе стремлюсь,
И сколь я ни барбосен,
Тебя, старуху, в память завернув,
Не как какой-нибудь обэриут
Приду домой,
Стихи и ерунду отбросив.

Когда поэту не хватает музы,
Так то рождает новые стихи.
Они хотя, быть может, косопузы,
Но к вечности летят, как мотыльки.

И вот что детям музы непонятно,
Что муза девой юною была,
Но улетели годы безвозвратно,
И с гор спустились новые дела.

Теперь с внучком-другим она балует,
И мне она по-прежнему мила,
Надеты боты, сыты бегемоты,
Мы улетаем, жизнь уже прошла.

К нам неизвестное всё ближе,
А всё известное скрывается вдали.
Горят мосты. Я пламя ясно вижу,
И уплывают в небо корабли.

Семь лет назад была ты той,
Что и сейчас бы приударил,
Но семь годков пришли домой,
Как гость незваный, как татарин.

Всё эфемерней жизни нить
И завтра может оборваться,
Хочу взглянуть, чтоб сохранить
В глазах улыбку, тонкость пальцев.

Когда ты станешь знаменитой
И в психологии кругом,
Ты скажешь, верно:
– Этот физик…
Он совершенно ни при чём.

И правда, если присмотреться,
Травой забвения укрыт,
Лишь томик старой псих-девицы
Тебе единственный кредит.

Пришла пора котов кормить,
Собакам некуда уж деться,
Псам выпало любовь хранить,
Котяры ищут, где погреться.

Ты этим Масловым-котом
Мне каши постной не испортишь,
По встрече ино побредём,
Хоть из себя ты кошку корчишь.

Пока ты Маслову-коту
Сметану в плошку наливаешь,
Пока ты там, а я вот тут,
Ну и скучаю, ты же знаешь.

Вопросы задаю себе:
Там боги или черти?
Чем жил? И обо мне
Что скажут после смерти?

Словесный набежит прилив:
Покойник был нетерпелив,
Всегда ворчлив, порой бранчлив,
Несносен, деспотичен.