разбудив вороний грай,
и наступит завтра.
Осень своё отплакала,
сняв наряды до лучших времён.
Их оденет она не для всякого,
а только для тех, кто влюблён.
Лишь для них будут кудри берёзок,
о встрече шептать на ветру,
осень их сохранит до морозов,
а метель им наденет фату.
Даст зиме в чёрно-белых одеждах,
брошь на память из алых рябин,
как гвоздик на ковёр белоснежный,
снегирей красногрудых рубин.
Обещай ты мне осень спасение,
грусть закутай теплей в тишину,
чтобы сны мне приснились весенние,
несмотря на мою седину.
Плачут ивы да берёзы,
шепчут, жалуясь реке,
та вбирает бабьи слёзы,
и вплетает в свой букет.
Слёзы девичьи добавит,
смастерит из них венок,
по течению отправит,
тем, кто в жизни одинок.
Удачный день:
ни писем,
ни звонков,
лишь за окном,
беззвучна
и печальна,
из снега сень,
как биссерный,
покров,
а в горле ком,
колючий,
от молчанья.
Быть одному,
забыться
от сует,
перелистать
вопросы
и ответы,
чтоб самому,
в страницах
прежних лет,
себя узнать
мог по простым
приметам.
Смолоть гордыню
в самоедства
жерновах,
врагов простив,
друзей узнать
по новой,
в пустыню
бегство -
лишь одни слова,
миф
мир обнять -
задача без условий.
Дав смелости,
простить
себя уму,
ничем не скован,
совершить
готов я грех,
в тот день хотелось,
побыть
мне одному,
чтоб после снова,
любить
безумно всех.
Ангелы живут без расписаний,
без часов, и без календарей,
они не выбирают нас заранее,
но и не ждут покорно у дверей.
Не ведут подсчёты добрых дел,
но и не терпят вольностей однако,
а ищут тех, кто по уши в беде,
надеясь лишь на знаки зодиака.
Когда душа моя окажется у края,
а позади все сожжен'ы мосты,
мой Ангел вдруг спускается из рая,
невинной не стесняясь наготы.
Меня согреет он и телом и душой,
прочь отодвинет беды и сомненья,
боль укротит любовной анашой,
что на мгновенье застывает время.
И я, проснувшись утром спозаранок,
забыв про горечь жизненных потерь,
бегу на кухню, ещё от ночи пьяный,
готовить кофе Ангелу в постель.
Я свой фильм про ад,
прокручу назад,
отмолю свой грех,
и за тех,
кто ушёл за край,
раньше срока в рай,
жизнь прожив насп'ех,
всё успев.
Кадр остановлю,
там, где я люблю,
где к грехам мой Бог,
не был строг,
и, вздохнув шагну,
отмолив вину,
через пару строк,
за порог.
Чтобы понять чужую боль,
придётся заново родиться,
чтоб в чьей-то шкуре очутиться,
знать, что назад не возвратиться,
взяв на себя чужую роль.
Чужой проникнуться судьбой,
преодолев времен границы,
прочесть её, страницу за страницей,
и, отыскав в них раненую птицу
сравнить её с самим собой.
Май зелёными стежками,
лёг на чёрную канву,
и, как будто с сердца камень,
снова чувства оживут.
И, как раньше, буду верить,
я словам без векселей,
все вчерашние потери,
скроет пухом тополей.
До рассвета птичий гомон,
сон снимает, как рукой,
майским солнцем зацелован,
просыпаюсь я легко.
И, вдыхая полной грудью,
трав весенних аромат,
буду радоваться будню,
позабыв про груз утрат.
Посмотреть со стороны:
Богородица,
а в черных зарослях ресниц
черти водятся,
а в глубине, на самом дне,
тайна тайная,
что подсказывает мне:
"Я не случайная.
Тебе ниспослана судьбой,
как знамение,
чтоб будить всю жизнь собой
вдохновение."
Как быстро время, снова лето позади,
и неба синь сменило серое сукно,
а тёплые вчера ещё дожди,
нещадно листья обрывают за окном.
В дождём размытых окон зеркалах,
осенней улицы мелькают отраженья.
закрыл глаза, и лета привкус на губах,
как будто поцелуя продолженье.
Есть в осени особый, сладкий шарм,
когда в промозглый, неуютный вечер,
вдруг поцелуй ворвётся в память смерчем,
когда его уже давно не ждёт душа.
Там вместо часов – закат и восход,
а юг – где нам вместе теплее.
Я там для тебя всегда Дон-Кихот,
а ты для меня – Дульсинея.
Читать дальше