Мария Визи - A moon gate in my wall - собрание стихотворений

Ты говоришь, «мы были боги» —
Пусть это был нездешний сон,
Но разве больше нет дороги
Ведущей в тихий тот каньон?

Золотые краски умирали
На верхушках сказочного леса.
В золотой, узором шитой шали
Бледная задумалась принцесса
Приходили дамы посмеяться,
— «Верно, принц баллады пел искусно»,
Но никто не мог и догадаться.
Отчего принцессе было грустно.
Ей не принц веселый вовсе снился,
— Молодой, в доспехах и с забралом, —
А горбун, что ночью удавился
Глубоко под бальным белым залом.

Зачем так ясно-ясно-ясно
сейчас ты снился мне опять?
Зачем так ласково-участно
пришел со мною постоять?

Ведь мне казалось, я забыла,
ведь я тебя уж не зову,
когда ничья на свете сила
тебя не даст мне наяву.

Ты видел инфузорий —
светившихся от фосфора, ночами,
за кораблем?

Их было очень много,
они куда-то за волной стремились,
как будто им куда-то было нужно,
за черным кораблем, в чужие земли.

Так, может быть, на нас
глядят — на маленьких, которых много, —
откуда-нибудь сверху
и не знают,
куда нам нужно, для чего мы бьемся
и для чего горим
такими беспокойными огням и…

Свечи вспыхнули, зажжены,
Ярким венчиком,
У меня колпак зеленый.
Да с бубенчиком,
Я в толпе бреду-гуляю,
Да побрякиваю.
Только что-то вспоминаю
Поплакиваю.

Есть малый ларчик у меня.
Я в этот ларчик сердце скрою,
Пусть будет дальше от огня
Под крышкою его резною.
Замкну на ключик золотой
И брошу в струи голубые
Тот ключ, который не был твой —
Чтоб не нашли его другие.

Я закрыла створки окна,
я опять осталась одна.
Пусть заката огненный змей
поползет по шторе моей,
пусть шумит толпа за стеной,
я к окошку стану спиной,
я в свою пустынную ночь
не смогу тоски превозмочь.

Оттого ли я не знаю цену
многолюдных здешних городов,
что меня зовет морская пена
и нельзя бежать на этот зов —

Оттого ли жутко мне в спокойных
человеческих чужих домах,
что во мне не умер сон о стройных
отошедших в море кораблях —

Только знаю, лучше песни нету
и властнее всякой надо мной,
это та, которая пропета
ударяющей о борт волной,

и которую, летя, повторит
белопарусный корабль, чья грудь
незнакомым и холодным морем
одинокий рассекает путь.

Ты на троне высоком сидишь,
И одежда Твоя — из порфира,
И в покоях великая тишь
Твоего недоступного мира.
Где верхушки холмов в вышину
Подымаются стройным узором.
Ты глядишь на людскую страну
Только небо приемлющим взором.
На Твоем утомленном челе
Тонкий обруч блестящий положен.
Мы не видим Тебя на земле,
Хоть и знаем, что Ты непреложен.
И мучительных дней колея
Лишь тогда забывается нами.
Если мы Твоего бытия
Ощущаем священное знамя,
— О, тогда мы горим о Тебе,
И следы Твои ищем дорогой,
И в своей сиротливой судьбе
Мы Тебя принимаем за Бога.
Но на самом последнем конце.
За согретыми солнцем реками.
Ты один в сокровенном дворце.
Все о чем-то мечтаешь веками.
Видишь, мне оттого и печаль.
Что зеленой и ясной весною
Мне тяжелая Божья скрижаль
Начертала блаженство иное,
Что, пройдя голубую гряду,
Одолев неприступные годы.
Твоего недостойная взора.
Я Тебя все равно не найду.

Высоко над землей вечерней
летели в небе журавли.
Холодные ложились тени
на лик смолкающей земли.
В восторге журавли кричали,
что светел юг и мир велик,
но люди их не замечали
и не слыхали этот крик.
И только небо серым светом
прияло дань бездомных птиц,
как будто чуя в этом крике
родную ширь своих границ.