Андрей Блох
На севере есть просека
и церковка под сосной,
сколоченная до века
в моей стороне родной.
До церковки этой малой,
бревенчатой, что в лесу,
я песни своей усталой
последний звук донесу.
Пусть колокол слит на пушки,
и свечи все сожжены —
я лягу там на опушке,
у корня старой сосны.
и будет бережно небо
окутывать купола,
и места не будет, где бы
легче была земля.
219. Год 1937-й [128] For E.T. see note on poem 193.
Душной ночью, погодой майской,
под огромной луной шанхайской,
где блестела речная гладь,
мы гуляли, ты помнишь, вместе, —
это было назад лет двести,
или день один? Не понять.
К терпкой радости, к сладкой боли
расцветали купы магнолий
в дальнем прибрежном саду;
у причала спали шаланды,
и никто не слышал команды,
предвестившей злую беду.
А потом посыпались бомбы,
люди прятались в катакомбы,
напоилась кровью земля…
И нельзя мне простить сегодня,
что вошла без тебя на сходни
отходившего корабля.
220. Saleve [129] Golubaia trava, p. 27. First published in the journal Kliarbinskie kommerclieskie uchilislicha Kit.Vost. zliel. dor., San Francisco, no. 10,1971, p. 61, without title or dedication; the name Salfeve was given in Russian transcription in the first line. In the collection Golubaia trava there was a misprint in the second line of the first stanza ("где острогов Альп чернили склоны"), which was corrected by Mary Vezey in one of the copies. For B.B. see note on poem 54.
Мы смотрели с высоты Saleve'a:
где отрогов Альп чернели склоны,
далеко внизу, немного влево,
обнимала озеро Женева,
в месте, где оно теряет Рону.
В золотых огнях, как в ожерелья,
выглядело озеро нарядно.
Темные кругом толпились ели,
сзади нас вершины гор белели;
было тихо и чуть-чуть прохладно.
А когда назад спускались снова,
пахло лесом, пахло горным лугом…
Очень тонкий белый месяц новый
встал, очерчен серебристым кругом.
Мы молчали. Мы с тобой друг друга
понимали так всегда: без слова.
221. Звезда [130] The manuscript is dated 7? February 1964, Wednesday. The poem was first published in the anthology of Russian emigre poetry Sodruzhestvo, Washington, 1966, p. 117, without title or dedication. For E.T. see note on poem 193.
Горела звезда кристаллом
в небесных ночных просторах
и на шаре земном, на малом,
отражалась в земных озерах.
Бесконечно, милю за милей,
и несчитанных лет пространства
голубые лучи скользили,
чтоб украсить земли убранство,
— чтобы лет через тысяч двести
в темном парке одни с тобою
мы могли любоваться вместе
вот такой звездой голубою.
222. «Вот бредем пустым суходолом…»
Вот бредем пустым суходолом,
но во сне или наяву?
Слышим, ветер рваным подолом
по верхам ворошит листву.
Здесь когда-то река бежала,
но источник давно иссох…
Только месяца острое жало
и пустыни бездонный вздох.
Мы из дедовых побасенок
твердо знаем — текла вода,
но не можем вспомнить спросонок —
откуда? Куда? Когда?
Потерялись. Дорогу ищем.
А сердце полно тоской,
бедней, чем голодный нищий
на площади городской.
223. Ноктюрн 2(«Кричи, не кричи…») [131] The poem was first published in the anthology of Russian emigrie poetry Sodruzhestvo, Washington, 1966, p. 118, under the title «Ноктюрн».
Кричи, не кричи —
за горами погасли лучи,
купола облаков потускнели
над верхушкой чернеющей ели,
потемнела на озере зыбь,
у коряги заплакала выпь,
облетевшие отзвуки песен
потонули в болотную плесень,
и никто не услышит твой голос в ночи,
кричи, не кричи…
224. Пейзаж [132] E. и В. Сумбатовы: Prince Vasilii Aleksandrovich Sumbatov (1893–1997), an emigre poet, and his wife Elena Aleksandrovna. Sumbatov published three collections of poetry Stikhotvoreniia, Munchen, 1922, Stikhotvoreniia, Milan, 1957, and Prozrachnaia t'ma, Livorno, 1969.
Помнишь такое местечко:
станция —
поле —
речка —
дорога шла через мост…
Вид, что не мог быть проще:
справа — редкие рощи,
слева — старый погост.
Жизни разбитой осколок —
тихий за рощей поселок
Улица —
пыль —
забор.
Вдоль забора — канава.
Второй поворот направо —
мостик —
калитка —
двор.
Помнишь? Я очень рада.
Только входить не надо:
горек обратный путь.
Читать дальше