Мария Визи - A moon gate in my wall - собрание стихотворений

Ну, а я тебя забуду скоро:
станет зренье радовать мое
солнечная в поле сикамора,
месяца на небе острие,

и тебя, измученного раной,
нанесенной сердцу моему,
я в своей весне благоуханной
никогда уж больше не пойму.

Говорят, что на свете остались еще острова,
которые нам, городским, еще могут сниться,
где высоко растет голубая, густая трава,
и, качаясь на ветках, поют золотые птицы.

От тех островов в жемчугово-искристый прибой
протянулись серебряной нитью песчаные косы,
и, может быть, там получили б и мы с тобой
желанный ответ на больные свои вопросы!

Но в гавани нашей еще не стоят корабли,
еще человек не построил таких самолетов,
которые нас бы с тобою туда унесли
от будничной прозы окрестной и серой заботы.

(193) Когда потухнут на пути огни…

Под звездным небом, за краем села
блестят церковные купола.
Поднявшись вглубь ночной темноты,
горят и светятся их кресты.
А улица зимняя ночью бела,
перекрестки молчат, пусты.

В домах на улице все темно.
Закрыли ставни мое окно,
заперта крепко входная дверь,
никто не стукнет в нее теперь.
В поле, что снегом занесено,
воет голодный зверь.

Чудится вдруг, что издалека,
снегом поскрипывая слегка,
знакомой тенью ложась на снег,
идет вдоль улицы человек…
И снова на сердце моем тоска,
предсказанная на век.

Все ближе будут скрипеть шаги
оттуда, где не видно ни зги,
вдали, поднявшись из темноты,
все ярче будут гореть кресты…
Но в жизни замкнуты все круги,
и это не будешь ты.

Ловила приметы, искала следы
на шумных дорогах, у края воды,
в глуши, где терялась лесная тропа,
какой не касалась людская стопа…

Бывала свирепая в жизни пора,
казалось, вовек не дождаться добра,
в пыли городов, в суете площадей —
следов не найти среди толпищ людей.

Но в детстве, бродя по опушке лесной,
я встретилась как-то с цыганкой одной,
и та предсказала мне все о тебе,
когда о моей погадала судьбе.

И все эти годы я в сердце несу
ту детскую память о встрече в лесу:
спасибо цыганке! Она не лгала…
Но что если я бы тебя не нашла?

(166) Над Тобою голубь белый вьется…
(186) Из тишины, из темноты…
(177) В Великий пост я буду в черном…
(181) Слишком рано. Боже, повяли…
(170) Иду одна. Большое поле…
(126) Тихий отблеск далекой зари…
(86) Твои глаза — две быстрых птицы…
(169) Ушел, блистая парусами…
(207) Беленькое платьице…
(172) Самарянин, меня ты поднял в поле…
(184) У тебя миндальные сады…
(173) Ты от меня уехал снова…
(180) Нам скорбь великая дана…
(195) За твой привет и ласковость твою …
(182) В твоих глазах — высокие хоромы…

Он от Ганга пришел в Европу
по сплетеньям лесных дорог,
по извилинам горных тропок,
— снежно-белый единорог.

Говорили о нем вначале,
что такой, мол, он и такой,
и как будто даже встречали,
если верить молве людской.

А потом он скрылся из виду,
— очень скромен был он и тих.
Посмотрю на опушку, выйду,
— не мелькнет ли в елях густых?

Где-то в мире привольно дышит,
бьет копытом в мягкой траве;
и портрет его славно вышит
белым гарусом по канве.

Но когда-нибудь (так сказали),
далеко от сборищ людских,
он появится, как вначале,
— очень ласков и очень тих,

и увидев девушку в поле,
ту, что проще всех и нежней,
навсегда распростится с волей
и приклонит голову к ней.