Евгений Клячкин - Песни

То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя спаси!

Проклято, оплевано,
догола обобрано,
племя мое гордое
все-таки летит.

Говоришь, мы куплены…
Но твоих же, русских же,
что тобой загублены, —
кто тебе простит?

То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя спаси!

То матком, то шепотом
в сторону Руси:
пропади ты пропадом —
Бог тебя прости
(а я не мог).

Пять лет не встречались, — казалось, забыта,
задвинута в память и крышка забита.
Но, как говорится, стечение —
путей наших пересечение.

— Ну что, изменился?
— А я — изменилась?
— Ты стала нарядной.
— Я много трудилась.
Разлукою, правда, не мучилась,
но если по правде — соскучилась.

— Ты стала большая.
— Я просто взрослею,
то юность была.
Попрощаемся с нею.
Ведь юность когда-то кончается
и взрослая жизнь начинается.

— Ты нравишься мне.
А вот я уже старый.
— Ты — мальчик навек
с вечно юной гитарой.
Да что там! Раз выпало свидеться,
давай наконец-то обнимемся!

Так здравствуй, моя незабытая Тында!
Что пело и грело — ничуть не остыло.
На сотнях любовей стоящая,
и прежняя, и настоящая.

Кольцо наших рук — оно нерасторжимо.
Любовь — это то, что всегда будет живо.
Морозом и ветром каленная,
К любви моей приговоренная
Тында!

В Тынде дождь,
и промокшие улицы мутно стекают в овраги.
В Тынде дождь,
и раскисшая глина на взлетной лежит полосе.
В Тынде дождь —
не помогут теперь ни чины, ни звонки, ни бумаги.
В Тынде дождь —
этот город сегодня закрыт, опечатан и заперт для всех.

В Тынде дождь —
обнажаются вечные льды, оголяются скалы.
В Тынде дождь —
что тут можем поделать двурукие, слабые мы?!
В Тынде дождь —
и под тяжестью рельс проседают и движутся шпалы.
В Тынде дождь —
все три месяца дождь, от зимы и до самой зимы.

В Тынде дождь —
и какою тоской веет слово протяжное «Тында».
В Тынде дождь —
так увидел тебя и нарек узкоглазый якут.
В Тынде дождь —
и конца этой песне, как серому небу, не видно.
В Тынде дождь — в мире дождь —
и над всею землей небеса непрерывно текут…

В Тынде дождь —
это верно, хотя кое-что в нашей власти.
В Тынде дождь —
наши губы шевелятся, мерно и жарко дыша.
В Тынде дождь —
неприятно, конечно, но тысячекратно опасней,
если вдруг
под промозглым дождем
потечет и раскиснет душа.

В Тынде дождь…
В Тынде дождь…
В Тынде дождь…
В Тынде дождь… Всюду дождь!
Ну и что?!

Вы снимите сегодня нарядное платье,
Вы наденьте торжественный креп.
В занесенных просторах двуспальной кровати
затерялся один человек.

Ледяная пустыня его поглотила —
полюс холода каждому — свой.
Разве знаем мы, где она, наша могила.
Он ведь тоже приехал домой.

Мы представим себе, как, сорвав покрывало,
он до края хотел доползти
и как тело его изнутри обмерзало
на постылом на этом пути.

Как вначале остыло горячее сердце
и покрылось ледовой корой.
И как двигались руки — уже после смерти, —
ах, он не был, он не был герой.

И как ночью хотелось ему обмануться —
гул часов приближался в тиши,
и казалось, что можно до них дотянуться, —
но в пустынях всегда миражи.

Лег живой — встал покойник, и кончена сказка,
дружелюбно осклабилась смерть.
Счеты щелкают — чистый приход в ее кассе…
А герои — чего их жалеть?!.

Живой цветок охвачен мертвым хрусталем,
и пальцы сходятся на нем…