Сергей Васильев - Обратная перспектива

Немец есть немец, а русской душе противно
Лезть за рубеж, где полно невозможных див. Но
Не отыщешь женщин,
на подвиг простой способных, —
Любящих, нежных, работоспособных.

Пусть немцы делают свои дела,
а русские женщины пусть рожают,
Они ж никому при этом не угрожают,
Они несут белоснежное полотенце,
Чтоб завернуть в него радостного младенца.

В этом смысл России – чтоб колосилась
Рожь, и чтобы жизнь носилась
В колесе вселенском, и чтобы дети
Знали, что они не одни на свете.

Земля никогда не родит мертвяка,
Но схватки близки родовые.
Идут, как волы голубые, века —
Ужасны рога их кривые.
Любуйся их поступью грозной, пока
Не встретился с чудом впервые.

Колючее время стыдливей ерша,
Полжизни осталось на роздых,
Густеет, как масло, пространство круша,
Беременный смутою воздух.
И ночь надвигается, тьмою шурша,
И небо в крестах, а не в звездах.

И снова бредут на закланье волхвы,
Звенят незаконные речи.
Во рту привкус крови и прикус халвы,
И слышится голос картечи
Разгневанной, и не сносить головы
Опять Иоанну Предтече.

Давно равнодушный к скрижалям конвой
Не видел такого улова.
Грохочут осины надменной листвой,
Не ведая умысла злого.
И внятным становится замысел Твой,
И зрячим становится Слово.

Квас ледяной, но никуда не деться
От страшной, словно Библия, жары.
И зноя тяжеленные шары
Нам предлагают до трусов раздеться

И так идти по городу. Народ
Уже привык к такому променаду.
Не выпить ли еще нам лимонаду?
Нет, квасу, квасу! Нет, наоборот!

Поругивая солнце сгоряча,
Которое обласкано веками,
Бредем к реке державной. Под ногами
Похрустывает нежно саранча.

Откуда ее столько? Эта рать,
Как татарва, опять на крылья села.
Ну правильно, хлеб в поле она съела,
Теперь явилась в город нас сожрать.

Ну прямо казнь египетская! Мы
Спешим к реке, вопрос в пространство бросив:
Кто нас спасет? Пожалуй, лишь Иосиф —
От саранчи, которой тьмы и тьмы,

От зноя – он тяжел, как никогда,
В поту и продавцы, и брадобреи.
Нырнуть бы, что ли, в Волгу поскорее!
Но в Волге тоже горяча вода.

То ли климат излишне сух,
То ли сук рубить недосуг —
Вот и пьешь свой вишневый сок,
Ожидая выстрел в висок.

То ль идем не по той стерне,
То ли плачем не в той стране —
Пусть звенит в тумане струна,
Полно кукситься, старина!

Будет год, а может быть, век —
Станет зверем вновь человек,
И дракон о трех головах
Уравняется с ним в правах.

Лето, деревня. Отпуск идет к концу.
Прихожу с женою и Ксюшей к отцу.

Подкрашиваю оградку, сорную рву траву,
Разгоняю ворон, галдящих шумно во рву.

А Ксюха глядит на фотографию и шумно визжит:
– Мама, а почему тут Сережа лежит?!

Хороша теперь жизнь в саду,
Яблоки там висят,
Пчелы порхают у всех на виду.
И медом полнится сад.

Но покрыта ржавчиной ножевой
Пашня, высохшая совсем,
И стоит отец мой еще живой
Надо мной и над миром всем.

Папе Карло Коллоди земля по колено,
Но сосновое вдруг нашлось полено,
И тогда, улыбаясь картинно,
Появился на свет Буратино.

А еще раньше был плотник Иосиф,
Который, полено на землю бросив,