Владимир Маталасов - Голубая дымка былого. Поэтическая подборка

Кровей не тех, без почестей, без званий,
В упрёк бросал какой-нибудь пижон,
В ответ звучало: «То, что без регалий,
Уж как-нибудь мы с ней переживём».

А дни летели, множась на недели,
Промчался год, за ним прошёл другой,
Уже давно два друга повзрослели,
И майский сад шумел своей листвой.

Была она грозою хулиганов,
Крутым щитом для местной детворы,
Своих друзей, от лиха отвращая,
Она не раз спасала от беды.

Но вот прошла пора забав ребячьих,
Серьёзных дел настали времена.
Окончен курс премудростей собачьих,
Как вдруг назавтра грянула война.

И встали в строй два друга спозаранку,
Чтоб гнать врага с поруганной земли.
По всем статьям как «истребитель танков»,
Андрей со Стрелкой оба в паре шли.

И сразу – в бой. Вдали стальная свора
Ползла, стеная залпами огня,
Земля стонала от беды и горя.
Смертельным грузом Стрелка снабжена:
Закон войны! И в том её жестокость,
Не уточняет – стар ты или млад,
Переступил свою черту – и в пропасть
Летишь на крыльях сквозь кромешный ад.

И вот всё ближе, ближе вражья стая,
Уже в ста метрах главная броня.
Хотелось жить! И бремя расставанья
Легло тяжёлой ношей на бойца.

Дай на прощанье лапу, и до боли
Дай обниму тебя в последний раз.
Слеза из глаз скатилась у обоих,
И тут же дал он ей команду: «Фас!»

И через бруствер, с пылом искромётным,
Стрелой помчалась Стрелка на врага,
Была, однако, залпом пулемётным
На полдороге изрешечена.

Тут пелена застлала взор Андрюшки,
Он, стиснув зубы и сомкнув глаза,
Вдруг из окопа бросился к подружке,
А та была пока ещё жива.

Он подхватил, сердечную, на руки,
К её ушам прижав свою щеку.
Прости-прощай!, сказал сквозь грома звуки,
И вместе с ней метнулся под броню.

Под лязг и скрежет вражьего металла
Их на мгновенье встретились глаза.
Ещё рывок! И всё! Друзей не стало!
Их души вмиг взметнулись в небеса…

Давно уж нет старинного проулка,
И дома в нём, что был в два этажа,
Там мир иной, там весело и гулко
Гоняет мяч другая детвора.

А где смертельный бой гремел когда-то,
Там, подчиняясь веянью времён,
Растёт ковыль и пряно пахнет мята,
Зарёй подёрнут синий небосклон.

Но до сих пор, с времён поры жестокой,
Глядят на нас с небесной высоты,
Из глубины далёкого далёка,
Глаза друзей, глаза большой войны.

По-над речкою стёжкой крутой,
Вдоль зелёного гая,
Мчал наездника конь вороной
Из далёкого края.

Вот молодчик коня осадил
Под пушистой ветлою,
И склонялися две головы
Над студёной водою.

Что-то вдруг промелькнуло вдали
Средь равнины пологой,
И возник в отраженьи воды
Лик цыганки убогой.

Хриплый голос промолвил: «Постой!
Дай всю правду открою:
Мчишься ты за своею судьбой,
А она пред тобою.

От меня не сбежишь, не уйдёшь,
Сам порою не знаешь,
Где ты счастье своё подберёшь,
Где его растеряешь.

Трое суток «аллюр три креста»,
Ты с седла не слезаешь,
Променяешь судьбу на коня,
И себя потеряешь».

Прочь с дороги, наездник сказал,
Что? Нагайки не знала?
Злобной искрой блеснули глаза,
И цыганка пропала.

Мчал наездника что было сил
Конь три дня и три ночи.
Показалась станица вдали.
Где ж вы девичьи очи?!

Вороной вдруг убавил свой бег,
Лишь завидев девицу;
Та сияла, как утренний свет,
Цвета ночи ресницы.

Им платочком махнула она,
Вожделеньем пылая,
Бровь дугой, с поволокой глаза —
Синь озёрного края.

Конь вдруг уши свои навострил,
Дрожью мелкой покрылся,
А наездник с седла соскочил
И к нему обратился:
«Верный друг ты мой конь вороной,
Что поник головою?!
Только пуля, да острый клинок
Разлучат нас с тобою».

«Ты б обнял меня что ли, казак,
Твой скакун на постое
Третий лишний. Прошу, сделай так,
Чтобы нас стало двое».

И наездник, свершая свой рок,
Блеском стали сверкая,
В сердце друга всадил свой клинок,
Сам того не желая.

Оглянулся, а лик уж исчез,
Только ветер, да грохот.
Из развергшихся громом небес
Дикий слышался хохот.