«Слышь, Колян! Прикрой! Я мигом… Там —
батяня раненный».
Шквал огня… Санёк комбата тащит на себе.
Вдруг – упал… Спешит на помощь,
пулей продырявленный
Колька: вынес, сам оставшись на сырой на земле…
«Здравствуй, Сань! – вдруг за спиною.
– А я к вам, наведаться».
«Катя?.. Сколько ж лет и зим! Ну, здравствуй! Как дела?»
«Не сложились!.. Перед Колей мне бы исповедаться:
Ведь любила, только знать гордыня подвела».
Над кладбищенской могилкой шелест трав таинственный.
Осень. Тихо опадают кроны тополей.
«Я с тобою, – Санька шепчет, —
друг ты мой единственный!»
И плывут на юг, курлыча, клинья журавлей.
Много ль смертному в жизни сей надобно!
Мир прекрасен! Живи, не тужи!
Улыбнись, вдруг, нежданно-негаданно,
Над землёй к облакам воспари.
Блажь откинь, оттянись и возрадуйся,
Что ещё один день свыше дан.
На судьбу на свою зря не жалуйся,
В запасник свой возьми «Каро-Кан».
Есть сегодня, а завтра – тем более,
Знай себе лишь – живи и твори,
Надели мир счастливою долею,
На пьету разум свой водвори.
Мне бы лишь всего один, плацкартный —
Я вернусь назад, не обману, —
Да такой, особый, нестандартный, —
В детства благодатную страну,
Где пока все живы и здоровы,
Где беспечность хлещет через край,
Где любить друг друга все готовы,
Где царит один шалтай-балтай.
Мне б на них взглянуть, хоть на минутку,
И слегка притронуться рукой,
А потом, приняв как чью-то шутку,
Снова, в настоящее – домой!
Степь… Рассвет… Тишина… Запах гари и трав
В синей дымке. Жужжанье шмеля.
Приглушённая речь. Бьёт металл о металл
Тихим клацаньем, души садня.
Отрешённость. Напряг. Тянет крепкой махрой.
К горизонту прикованный взор.
Звёзд тускнеющих полог над головой.
Сыпет гравий: вернулся дозор.
Свет ракеты шипящей в преддверии дня,
Всё внутри холодящий как лёд…
Первый залп огневой. Всё!.. За ним – шквал огня.
Прозвучало: «В атаку! Вперёд!»
Шумит базар, воскресный день,
Здесь всяк субъект, кому не лень,
Спешит, чтоб отовариться конкретно.
Мелькает лиц знакомых сонм,
Галдёж и дым стоят кругом,
И продавцы вам улыбаются приветно.
Чего тут только не найдёшь:
Ковёр персидский, злату брошь,
Аксессуары, редьку, сельдь, хомут и миску,
Здесь овощ, ягоды и фрукт,
И всяко-всяческий продукт,
И вам стараются всучить хреновую редиску.
Для счастья полного свистка
Мне только не хватает.
В карман свой… Хвать!.. Нет кошелька!..
Кто спёр?.. А кто го знает!
Махнул рукой… Пришёл домой,
Укрылся одеялом.
Всё! В монастырь! Судьбы иной
Не надо мне задаром.
Куда уходят поезда
былых несбывшихся мечтаний,
Не состоявшихся надежд
и не свершившихся желаний?
Туда, пожалуй, где нас нет —
пока что, —
в призрачные дали,
Где есть на вся и всё ответ,
где нет тоски и нет печали.
Времён витиеватость неизбежна.
То – аксиома, древняя, как мир.
Она спонтанна, в корне, и безбрежна.
Ей не подвластен умственный визир.
Событий ход, увы, непредсказуем,
И жизнь вся наша – «суета сует».
Коль мысль напрячь себя не обязуем,
«Вам грабли в лоб!» – звучит. И весь ответ.
Да будет так! Но всё ж таки мы – люди:
Им свойственен превратностей удел.
Тут не до истин на библейском блюде,
Хотя всему на свете свой предел…
Мы жили, как могли, без «виртуала»,
Без «эксклюзива», разных «паутин».
Романтики нас дымка обнимала,
Манил к себе костров таёжных дым.
Здесь физику всупор был каждый лирик,
Здесь лик Булата с Визбором витал.
Экспромтом вдруг рождался панегирик,
Во всю свободы дух торжествовал.
Мы верили, мечтали и любили,
Прокладывали в дали звёздный путь,
По жизни сто дорог исколесили,
И не в чем нас потомкам упрекнуть…
Брикетный чай покрепче мы заварим,
Усядемся плотнее в тесный круг,
Как прежде. Тихо песенку затянем,
В карман запрятав вечный недосуг.
Пошлём, куда подальше, всё плохое,
Хорошее – оставим про запас,
Ведь жизнь прекрасна, как ничто иное.
Мы из эСэСэСэР! И в том весь сказ!
Читать дальше