Владимир Маталасов: Голубая дымка былого. Поэтическая подборка

Этой ночью мне что-то не спится,
Невзначай защемило в груди,
Память давних времён в ней теснится,
От неё не сбежать, не уйти.

Каждый день в ожиданье чего-то,
Будто праздники скоро грядут,
Всё готово к ним, вот лишь забота —
Почему-то друзья не идут.

Отлетели года, отшумели,
Не сыскать вас теперь, не найти,
Мы хранили в сердцах, как умели,
Боль разлук и прощальных «прости».

Затерялись вы что ль на дорогах
Этой грешной и бренной земли,
Растворившись в житейских просторах,
Или в мир запредельный ушли.

Строчки писем коротких скупые,
К разу раз позвонит телефон,
Что имели, того не ценили,
Потеряв, сожалеем потом.

Стол накрыт и сервирован вкупе
С ожиданьем желанных гостей,
Только нет их, и знаю – не будет
В опустевшей квартире моей.

Темнеет небосвод, подёрнутый закатом,
И перламутр дали пылает янтарём,
Переливаясь бликом пурпурным граната,
И наземь ниспадая агатовым дождём.

На лёгкие на все, от бремени дневного
Природа, разрешившись, вздохнула, отойдя
От тяжести жары, полуденного зноя,
И бьёт ключом прохлады живительной струя.

Сапфировых небес ажурных поволока
Прикрыта серебром перистых облаков —
С каймою по краям искристой позолоты, —
Скользящих лёгкой тенью верхушками домов.

Вот облако-медведь своей мохнатой лапой
Ласкает гриву Чёрной красавицы горы,
Что стражем возлегла – иль Аргусом лохматым, —
Пред Севлюшем, под знаком блуждающей звезды.

Здесь бурных вод поток несёт с собою Тисса
И, пенясь, разбивает о вековой гранит,
Пред взором возникая вдруг призрачной Каллисто,
И змейкой извиваясь, рапсодией звучит.

То тут, то там витают преданья старины глубокой:
Здесь призрак Бене Боршо над «Канкивым» парит;
Монахов-францисканцев преследуемый орден
Гонителям жестоким проклятие вершит.

Там, в глубине подвалов, в тьме канкивских развалин,
В «колодце Капистрана» монаший гроб висит
С священными мощами на четырёх на златых
Цепях и тайну свято от недругов хранит.

Вот в воздухе маячит лик Перени, барона,
Над графскою усадьбой и парком вековым;
На Габсбургов с укором зрит праведник казнённый —
Неустрашимый Жигмонд, с задором молодым.

Чу!.. Где-то в поднебесье далёким отголоском
Доносится до слуха с угорской стороны
Поэмы «Витязь Янош» слог с утончённым лоском,
То – Петефи, романтик лирической струны.

Вдогонку его лире шлёт музу Бейла Барток:
Он «Деревянным принцем» волшебный мир творит,
Тот, что его кумирам до упоенья сладок,
И к «пастве» благодарной душой благоволит.

То – веянье времён, что думы навевает,
Здесь дух царит особый… Но что это?.. Сирень
Мне ветви на плечо вдруг нежно опускает
И цветом осыпает окрест… Закончен день.

Природа замерла и в негу погрузилась —
Дай счастья Бог тебе Аркадия страна, —
И перлами росы волшебными умылась
И нежным, живописным твореньем ожила.

Мне мил приют полей и шелест трав душистых
Под крик перепелов и треск коростелей,
Под трели соловья дубрав широколистых
И щебет птиц в саду, журчащий как ручей.

Ещё один мазок, лишь штрих, до завершенья
Воздушного плэнера красот Карпат седых:
Уют сей сотворив, подспудно, вожделенно,
Неведомый художник чертог красы воздвиг,

Где мир благоухает, не ведая печали,
В соцветьях утопая вселенского добра,
И манит, и влечёт в сиреневые дали,
И нет им ни начала, и нет им ни конца.

Плывём по жизни словно каравеллы,
То полный штиль, то вдруг девятый вал,
К чему нам Гибралтар и Дарданеллы,
Здесь океан и небо правят бал.

Судьба порой нам дарит не цветочки,
А грозовые проблески ратьер —
Посыл: «Три точки, три тире, три точки»,
Коль прокрадётся случай-флибустьер.